Амазонка в мегаполисе
 Разбирая почту, она наткнулась на конверт туристической фирмы, которая приглашала ее мужа на Рождество в замок на юге  Франции. Недоуменно пожав плечами, отложила его в сторону. Вечером, когда вроде закончились кухонные и прочие домашние дела, взяла конверт и стала размышлять. Что бы это значило? Может, он решил сделать ей сюрприз? Ведь они так давно не отдыхали вместе. Вертя в руках яркую открытку с экзотическими пальмами, она вдруг наткнулась на строчки: «Фирма надеется: Вам будет интересно так же,  как в предыдущий раз». Здрасьте! Какой еще предыдущий раз?! Когда? Значит, он ездил во Францию...  А может, она просто забыла об этом?
Когда же он в последний раз отдыхал за границей? Она стала вспоминать напряженно, до головной боли. Причем так старательно, словно от этого зависела судьба ее и всего человечества в целом. Так-так… А ведь не было никакого заграничного отдыха! Пораженная этим открытием, она чуть не села мимо кухонной табуретки. Несколько лет подряд он хронически занят, обременен дефицитом времени, усталостью, совещаниями… Но никак не поездкой на юг Франции. Значит так: в командировку он ездил где-то в конце августа, сейчас у нас октябрь. Ах, какая она глупая! Они ошиблись адресом! Или фамилией.
Она лихорадочно цеплялась за какие-то мелочи, словно пытаясь отодвинуть от себя подальше страшную догадку. И в то же время с какой-то ясной обреченностью понимала бесполезность своей суеты. А как было бы хорошо обнаружить сейчас ошибку на конверте! Нет – есть беспощадная правда, и она не оставляет ей шанса. За что? Что она делала не так? Ведь все эти годы она старалась для него, для семьи.
Где-то на самом донышке души росла, разбухала и требовала справедливости и возмездия Обида. Она с каждой минутой занимала все больше души и сердца, начинала энергично и агрессивно хозяйничать там. Если ее не остановить, скоро она начнет громить и крушить все чувства подряд…  Обиду надо остановить, но как?
Вот, спросить его самого! Позвонить на работу, чтобы обедал дома, точно! Но… Какое-то седьмое чувство тихонько подсказывало ей, что  делать этого не стоит. Тогда надо пойти в турфирму, вот и адрес на конверте, и все выяснить.
Над городом устало поднималось осеннее солнце. И сердце у нее такое же усталое, будто выжженное. Фирма оказалась в центре, недалеко от соснового парка. В «евроремонтном» офисе ее встретили приветливой дежурной улыбкой. Она сказала первое, что пришло на ум: «Мой брат ездил в августе месяце в туристическую поездку, рекомендовал вашу фирму как надежную. И хвалил этот маршрут: нельзя ли узнать подробности?» Девушка-менеджер хорошо помнила ее мужа. Это была десятидневная поездка на двоих, Сейшелы,  пятизвездочный отель, стоимость десять тысяч долларов. Десять тысяч! Дальше узнавать от чужого, казенного, человека, с кем втайне от нее ездил родной муж, не было сил...
Она не помнит, как вышла из офиса и оказалась возле своей квартиры. Дома она вдруг превратилась в бесчувственное бревно. Уложила себя, а вернее, это бревно на диван. И только спустя полтора часа к ней вернулась способность мыслить. Что ж, начнем сначала. Значит так. В августе он отбыл в загранкомандировку. Около семи дней не давал о себе знать. Помнится, тогда она сильно волновалась, но он позвонил, сказал, что очень занят, и она моментально успокоилась – а зря!  Какая наивность!  Ведь ни одной крамольной мысли не возникло! А он ездил с кем-то, и этим кем-то была женщина, любовница. Вот она – беспощадная правда.     
Но когда, когда все началось? Неужели все годы он играл роль любящего, внимательного мужа? Порядочного семьянина? Где, когда была упущена та нить, которая связывала их прочно в одно целое? Как ни крути, истина заключается в том, что однажды мужчине становится пресно от семейной жизни.
 Наверное, каждая жена должна пройти  испытание  другой женщиной. И надо выдержать все достойно, обязательно до конца пытаться сохранить свое гнездо.
Незаметно наступил вечер. Она заснула. И во сне поглощала и переваривала свою беду, словно тяжелую пищу, постепенно, по кусочкам. В середине ночи она вдруг проснулась. За окном качался фонарь. По потолку метались расплывчатые тени. Как полезна бывает бессоница! Она боялась разбудить его, смотрела в потолок и снова думала. Разве можно быть такой слепой? Мой муж имеет любовницу…  Какая она? Наверное, красивая и молодая, моложе меня – это точно. Тень на потолке будто торжествующе показывала ей язык – мол, так тебе и надо.
А что надо? С другой стороны, любовница – разве это смертельно? Как говорится, с кем не бывает? Зато я жена! Их много, а я одна-единственная! И просто так дарить родного мужа не буду. Так и знайте вы, молодые и красивые, алчущие приключений и беззастенчиво обирающие законных жен! Я буду до конца бороться за свой очаг! Ведь в моих жилах течет кровь нашей великой праматери, степной амазонки Томирис. Уж она-то билась за свои цели по-настоящему, с оружием в руках. И вряд ли, терпя поражение от мужчины, размазывала по щекам слезы и лелеяла свое отчаяние. Нет, в моменты поражений она лелеяла свое будущее счастье.

Арыстан-апа
     Недавно от нас ушла тетя Галя, наша Арыстан-апа. И только после ее смерти мы, ее родня и множество знакомых, вдруг ощутили огромную пустоту. Как много, оказывается, места занимала она в наших душах! А ведь она не была знаменитостью, этакой «живой легендой», и ничего общественно-выдающегося не совершила. Разве только ругала нас, нерадивых, и время от времени одаривала дефицитными подарками. «Тетя Галя» – это было ее первое, широко известное в торговых рядах имя. Второе, менее известное, но паспортное, – Кулянда. И третье – грозное, но глубоко верно отражающее суть ее персоны, а также наше к ней отношение – Арыстан-апа, то есть Лев-апа.
В Арыстан-апа и в самом деле проглядывала порода этого благородного животного. Она была величава, словно большая львица, отличалась гордой посадкой крупной головы, медлительностью и незаурядной внутренней силой. О последнем свидетельствовали хорошо развитые надбровные дуги. Взгляд глубоко посаженных серо-зеленых глаз, словно рентген, просвечивал нас, лукавых, насквозь.
Тетя Галя была ярчайшим представителем торговли того времени. Она уважала золотые кольца с красными камнями, каракулевые шубы, хрусталь и гэдээровские наборы «Мадонна». В городском торговом управлении о ней ходили самые разные слухи. Что в гневе она щедро использовала неформальную лексику, причем «выражалась» только по-русски, и что даже била своих подчиненных за всякие провинности. От ее крутого нрава страдала и родня, с нею она тем паче не церемонилась. Но самое удивительное было в том, что при этом на нее никто никогда не обижался. Может, потому, что от нее, как говорится, за версту несло добротой и широким, не «копеечным» нравом. Мы, молодая ее родня, во всяком случае знали, что, несмотря на крутизну, она справедливый и в глубине души гуманный человек.
Пусть и не книжно-гуманный, без внешнего лоска – но кому в конце концов этот лоска нужен? Вот, например, когда она ругалась и при этом  даже угрожающе замахивалась, мы стояли от греха подальше смирно, склонивши повинные головы. Зато знали: глаза ее в это время остаются жалеющими – мол, дурак ты, но ведь свой, родной, дурак. А что до своей торговой службы – тут она была истый комиссар, героиня Нонны Мордюковой в одноименном фильме: за любимую работу и план ей было «и умереть не жалко». Одним словом, все ее боялись и в то же время любили. Такое вот сложное чувство вызывала тетя Галя.
Она все делала от души: если смеялась, то громко и заразительно, если спорила, то не церемонясь, вываливала на человека все свое не хилое о нем мнение. И била прицельно, наверняка, причем по самому уязвимому месту. Зато через минуту-другую, глядишь, уже искренне лобызала своего красного от негодования оппонента.
Охотясь за дефицитом, мы периодически, а точнее в преддверии праздников и многочисленных дней рождений, подъезжали к «любимой тете». Она насквозь видела наше молодое лицемерие, называла «прохвостами и жуликами», но никогда не отказывала, помогала всем, чем могла, старательно «поскребя по сусекам». Ведь она понимала, как приятно накормить ближнего сервелатом, сыром, крабами и прочим поистине экзотическим по тем застойным временам продуктом. Правда, бывало, и выдерживала ходока в своем предбаннике по часу и более – думается мне, для дисциплины, чтоб не забывались.
Но интереснее всего было то, что, будучи, как выразился один из ходоков за дефицитом, «источником материальных ценностей в натуре», сама Арыстан-апа относилась к ним снисходительно, не копила десятилетиями «добро», как делали многие из ее поколения. Почему? Может быть, потому, что знала, что-то большее? Но что? Дорого бы я дала, чтобы узнать ответ на этот во-прос… Роскошная посуда, которая громоздилась в ее чешском серванте, как правило, недолго    украшала «залу». Глядишь, она уже перекочевала к какому-нибудь растроганному щедрым подарком именнинику. Скорее всего, она хранила «добро», хрустали и импортную одежку, чтобы потом осчастливить кого-нибудь. Подаренные ею кофточки часто пахли нафталином – значит, берегла, но не для себя берегла. Арыстан-апа любила одежду простую и просторную, чтобы не стесняла широких, энергичных движений. 
Еще она любила петь. Помню, когда многочисленная родня собиралась за праздничным дастарханом,  все с нетерпением ждали, когда начнут петь апашки. Тетя Галя была у них за запевалу и дирижера одновременно. Блеснув глазами, она молодецки выводила первые слова песни, все бабки дружно подхватывали, да так слаженно, что гости кричали: «Барекельды!» (непереводимый по эмоциональному накалу возглас одобрения).  Особенно удавались «ансамблю под управлением тети Гали» казахские народные песни: и задорные, и грустные, и про любовь. Удивительно, до чего живо в незвонких уже, немолодых голосах звучала тайна ушедшей любви…
Медленно, но верно уходит поколение наших отцов и матерей. Ушла в мир иной и наша тетя Галя, а с ней – и огромная часть нашей жизни.