Люблю гулять весною по степи.

Как рысь бежит тропинка от дороги,

стихает вскоре самосвалов грохот,

и ты уже - в пространстве тишины.

Но степь, послушай, звуками живет:

играет струнами былинок ветер.

Та музыка не ведает запретов,

в ней слышен птиц, вернувшихся, полет

и диких пчел трудолюбивый гул,

и ручейков призывное журчанье,

и ошалевшего шмеля жужжанье,

которого ты сам же и вспугнул.

Блажен, кто эту музыку постиг.

Волнует душу степь-оркестр,

уже в груди от чувств ей тесно.

И вдруг в мажорной коде - твой счастливый крик.

Ах, какая безумная осень…

Ах, какая безумная осень

вдруг на горы нежданно напала

и кострами горит между сосен,

а по кленам прошла, как напалмом.

И опять и опять обещает,

что весной не исполнилось к сроку.

Все доступностью обольщает.

И в ней чувствуешь близость к пророкам.

Женщина-зима

Как я хотел бы видеть жизнь в зиме,

мной нелюбимую за холод

однообразья снега на земле

и жестко задранный от ветра ворот.

Хочу очароваться новизной

в ее сверкающем обличье,

как в женщине, до святости простой,

увидеть сладострастное двуличье.

С ней раньше ведал скуки вечера

в бреду разумных наставлений,

желание гася в себе всегда

распять ее нагую на коленях.

Но коль ей, бедной, богом не дано

любовью плотской наслаждаться...

Смирившись с этой мыслию давно,

идешь к другой во всю отогреваться.

Но весть придет нежданно как напасть,

вдруг о желанно-безответной

узнаешь, что безумья страсть

она другим дарила беззаветно...

Я жду - зима вдруг вспыхнет предо мной

сияньем радостной надежды

и растворившись в снеге сединой

доверюсь я ее теплу, а не одежды.

Ее я, словно женщину, приму

от радости до сожаленья,

что поздно и я больше не смогу

забыть про скоротечность наслажденья.

Бабье лето

Как на весну порой похоже бабье лето.

Едва накроют землю робкие снега,

сквозь серость туч пробьются ливни света

и небом завладеет синева.

Начнет капель шуметь, дробь выбивая в лужах,

поднимут птицы щебетанья звон,

дурман листвы оттаявшей нам душу вскружит...

И вдруг почувствуешь, что счастьем опьянен.

Иллюзия памяти

Что знаем мы о времени том диком,

когда полет стрелы отмеривал всем путь

и радостным до возбужденья криком

освобождалась Скифа грудь?

И этот крик сгонял с холмов куланов,

орел бросал нагретое гнездо...

Над всем Хан Тенгри был Кораном.

Кто жизнь любил, тому тогда везло:

Он не томился сердцем от утраты,

степь изгибалась чашей от погонь,

рассветы выливались из закатов,

когда всю ночь в степи горел огонь.

И дым пожарищ опьянял до дури,

сознание рвалось за горизонт...

Как часто память нас быстрее пули

уносит в прошлое, как непослушный зонд.

Времена года Алма-Аты

Алма-Ату мы любим не за то,

что повезло нам здесь родиться

и не за то, что числилась столицей, -

за красоту ее высоких гор,

что в вечной шапке облачных снегов

на горизонте пирамидно встали,

за небо, что бывает цвета стали,

в предчувствии грядущих холодов.

Но больше в нашем небе синевы

глубокой и пронзительной до счастья,

Лишь только ветер унесет ненастье,

наш город - воплощение мечты

с проспектами прямыми, арыки

их обрамляют радостным журчаньем,

густые кроны улицы венчают,

в туннель зеленый превращая их.

Ну, а зимой лишь иней упадет,

В кораллы превращаются все ветви

и морем небо кажется. Сквозь сети

блестит на солнце бриллиантно лед.

А Бабье лето?! Ну, да где еще

за день все времена погоды?

Вот утро мы в апреле, вроде

капель, ручьи, а в полдень солнце жжет

Заплачет вечером промозгло дождь,

а ночью снег пойдет обильно

и город примет облик зимний...

Но утром вновь весны веселой ложь!

Избранник Бога, кто живет в Алма-Ате.

Кто на чужбине - в ностальгии.

И посвящаем мы желания благие

любимый город наш тебе!

Непричесанные мысли возвращения

Моему брату Кадыру

Да, заморские пляжи, конечно, достойны вниманья.

Там понежиться можно, забыв все мирские дела.

Но прости, зарубежье, за чистое сердца признанье:

мне моя алматинка как прежде все также мила.

Пусть отели победно сияют в ночи многозвездно.

В них все чинно-комфортно - до смертной тоски.

Но родную картину забыть мне уже невозможно,

как флажками вдоль речки висят для просушки трусы.

Да, конечно, экзотика в нас вызывает стремленье

вновь услышать легенды, увидеть Земли чудеса.

Но в любом путешествии сладостен миг возвращенья

к своим близким, к друзьям, в дорогие, до боли, места.

Да, скорее всего, эмигрант из меня никудышный.

Ностальгия, я знаю, мне душу тоскою убьет.

Если даже я стану для Родины лишним,

только к Богу отсюда мой будет последний полет.