Рассказы моей бабушки Айтпалы о баксы (шаманах) с детства завораживали меня фантастичностью их действий и результатов. А присутствие однажды, спустя долгие годы, на компании Бижамал-баксы возобновило интерес и заставило задуматься над этим феноменом.
В дальнейшем работа над текстами заклинаний открыла заложенную в них глубинную мощь, удивительные образы, метафоры, вызывала невероятные ассоциации. Поняла, что имею дело с уникальным материалом, которым грех не воспользоваться... Пришла шальная мысль на основе заклинаний написать стихи. Углубляясь в материал, я в полной мере осознала, «во что ввязалась», говоря обыденным языком. О переводе не могло быть и речи. Заклинания непереводимы, ибо теряется их магическая сила.
Пришлось работать в несколько этапов – это знакомство со всей научно-теоретической литературой на заданную тему, это и ассоциативный анализ текстов, поиск формы подачи материала, и т.д., и т.п.
Многолетний труд, наконец, завершен. Объем небольшой, но почему он должен быть иным?..
Думаю, что именитые баксы, заклинания которых остались в народе, нашли свою поэтическую интерпретацию в работе.
Уверена, что я сделала еще один шаг к своей цели, которая когда-то была продиктована тринадцатилетнему подростку строками: «...И буду знать, что будет после слова...»

По Коркуту
Заклинание
Четыре времени года,
четырем сторонам света
четыре кобыза Коркута,
возведенные в необъятности степи,
вещают,
взывают,
заклинают
 солнцем, луною
 и звездами,
 ветрами, снегами,
 дождями
 вечную песнь жизни:
“...Твои снежные черные горы
да не сокрушатся,
твое тенистое крепкое дерево
да не будет срублено,
твои вечно текущие
прекрасные воды
да не иссякнут,
твои шатры
да не будут разрушены!..»

I
 «Твои снежные горы
 да не сокрушатся».
Да не сокрушатся горы,
горы – морщины земли,
морщины страданий
 от боли земли,
 пылающей в огне
 гнева Солнца
 на жестокость людскую,
 когда человек
 убивает человека,
 будто земля так мала,
 что надо убить,
 чтобы суметь найти
 себе место.
От боли земли в огне,
зажженном людьми
 не в кострах путников,
 не в печах жилищ
 или мартенов –
 мирного огня.
 Мирный огонь –
 только тепло и свет.
От боли огня войны –
чудовища страшного, –
когда
огонь разрушает,
когда тело земли
в ранах-воронках,
когда тело земли,
объятое пламенем,
превращается
в черное пепелище –
и воронами летают
черные хлопья
над разверстой,
растерзанной землей.
Сегодня огонь войны –
пламя ада,
и в нем земля
 расплавляется,
 испепеляется,
как в печах крематория,
и прахом
может земля развеяться
по всему мирозданию...
 Горы – морщины земли,
 морщины страданий.
 Горы – память земли,
 горы – горы горя людского.
 Земля
 ни единого дня
 не жила без выстрела.
 Оттого-то земля в морщинах,
 оттого-то да не сотрется память.
 Горы – морщины земли,
 горы – горы горя людского...
 Да не сокрушатся
 черные горы.

2
 «...Твое тенистое крепкое дерево
 да не будет срублено».
Да не будет срублено дерево –
зеленое дитя Солнца-отца.
С какой любовью лучами
вырезана дерев листва.
Прекрасное Солнца дитя,
какой бы безликой,
немою, пустою
была б без тебя земля, –
как дом, который
не оглашают детей голоса.
Как имена детей
для меня звучат –
тополь, акация, клён...
Как без любви, без детей
была бы земля –
 без березовых рощ,
 без хвойных лесов,
 без цветущих яблонь,
 каштанов, рябин,
 сирени, калины...
Как не похожи
мы, дети матерей своих,
так и Солнца дети зеленые –
разные.
Да не будет срублено дерево –
зеленое дитя Солнца.
Тебя срубить –
срубить живую плоть.
Тебя срубить –
лишить мать защитника.
Тебя срубить –
лишиться красоты.
Тебя срубить –
убить жизнь.
Да не будет срублено Древо –
зеленое дитя Солнца.

3
 «...Твои вечно текущие
 прекрасные воды
 да не иссякнут».
Да не иссякнут воды –
молоко матери-земли.
Молоком земли
смывали в первое мгновение
нашей жизни
кровь материнского чрева.
Молоко матери-земли
нас кормит
от самого рожденья
до последнего мгновенья.
О, как мы умоляем:
«Воды, воды»,
 когда мы от боли
 корчимся,
 когда от жажды
 изнемогаем...
Это молоко – последняя капля
на губах умирающего...
Верно, мы сильны оттого,
что купаемся в молочных реках.
Мы красивы оттого,
что купаемся в молочных реках.
Да не иссякнут
прекрасные воды –
молоко матери-земли,
вскармливающее
все сущее на земле –
 все, что растет,
 все, что цветет,
 все, что плодоносит.
Если иссякнут
вечно текущие
прекрасные воды, –
молоко матери-Земли,
не станет нас,
не станет красоты.
 Смерть будет
 властвовать на земле,
 потому так ценна каждая капля,
 несущая в себе жизнь.
 Каждая капля воды –
 молока матери-земли.
 Да не иссякнут
 прекрасные воды,
 вечно текущие.

4
 «...Твои шатры
 да не будут разрушены».
Да не будут разрушены
твои шатры –
 твой дом,
 твоя Родина,
 твоя колыбель-земля.
Заклинание это о мире
да будет услышано
в каждом доме земли,
да не останется гласом
вопиющего в пустыне
сегодня – когда
так легко, движением пальца,
сорвать колыбель-землю
и, объятую пламенем,
выбросить
в бесконечность космоса,
в котором она исчезнет
даже не кометой,
а всего лишь
зажженной спичкой...
Неужто беспредельность
разума человека
в своем достигнутом пределе –
  исчезновение?
Века созидания,
цена высочайшего вдохновения,
неимоверного напряжения
   разума,
   духа,
   рук человеческих –
всего лишь
потухшей спичкой
выброшенная в космос
крохотная головешка...
Матери из века в век
благословляют своих сыновей
на единственно священный
подвиг –
отстоять свою землю
от супостата.
Из века в век
в мире звучит
заклинание:
да не будут разрушены
твои шатры –
 твой дом,
 твоя Родина,
 твоя колыбель-земля.
 Да будет мир
 во веки веков на земле!
 Ветрами, дождями,
 снегами,
 солнцем, луною
 и звездами
вещают,
взывают,
заклинают
 четыре времени года,
 четырем сторонам света
 четыре кобыза Коркута,
 возведенные в необъятности
    степи.

Жомансарт баксы
***
Булатный нож,
измученный ивой
  тонкостволой,
захочет пронзаться,
пройдя
через тропы горные,
через дороги окольные,
не замечая флага склоненного,
коня жертвенного,
не слыша
воплей и стенаний
  родни,
отрицая сами небеса,
не видя земли под ногой.
Ты – тот карлик,
что привязал верблюда
среди сочных трав
для тризны отца,
что выделил
шестьдесят одного жука,
что не знает жалости,
лишен совести,
колдун из темных миров,
тот, кто стал мной
среди людей –
булатный нож.

Кара баксы
***
В моих руках кобыз
свой грозный кюй
  прогремит,
он громом поразит,
  стремительный,
будто врага преследует,
заставит трепетать,
дрожать, как трясется
старый самец-верблюд.
Он сверкнет,
как сверкают глаза,
налитые кровью.
Зарычит сильнее
  дракона,
вызывая всех духов,
мой грозный кюй.
Проплещет синей
  волной,
проскачет голубым
  скакуном.
Я же к аллаху
  взываю
перед тем как поведать,
как открыть свою
  тайну
через мой кюй...

Кара баксы
***
Кара баксы, подобно черной туче –
   стремительный
начинает гудеть,
  греметь,
   стенать,
повторяя нахлынувшие слова,
нашептывая их звенящему
    кобызу,
когда тени с небес
на землю спускаются,
золотой пожар степи
   потушив,
когда едва заметное
   облачко
скользит в вышине,
когда талию юной красавицы
вечерний зефир едва
   овевает,
когда молодой сокол
вдохновенно в поднебесье
   парит,
когда верблюдица кричать
   начинает
от молока, что вымя
   распирает.
Тогда вершины гор начинают реветь,
изрыгая из пасти огонь.
Воды рек, морей, океанов
начинают кипеть, бурлить,
вырываясь из берегов.
Почерневшее небо начинает греметь.
низвергая молнии!
Четыре угла этого места
знаменуют четыре стороны света.
В каждой стороне света – по океану,
а каждый из них освящен
святыми горами, вершины которых
не скрыть и потопом.
Они должны служить маяками,
к одному из которых вынесло Ноев ковчег.
Вес этот держится на синем быке!
Его невозможно ни описать, ни представить,
не хватит ни слов, ни воображения.
О, этот синий бык, на котором держатся
земля, небеса и множество миров...

Шакар баксы
***
Кнут выбирает
худую спину,
капли выбирают
худую крышу,
лиса выбирает
пенистый снег,
конь выбирает
тихую реку.
Невезучего огонь
  сторонится,
несчастного
даже гости
 обходят,
от подлеца
даже дорога
  прячется.
Ты, мое дерево,
чем обернешься,
кем меня обернешь,
чтобы мне сейчас
 послужить?..