I

Ливень прекратился внезапно, так же резко и внезапно, как и начался. Еще несколько мгновений назад небо, потемневшее, со смутными очертаниями туч, которые под воздушным потоком нагромождались друг на друга, вбирало их в свою недосягаемую бездну и взамен выплескивало на город почти весь свой запас сезона ливневых дождей.
Два небоскреба были едва видны, да и то только своей нижней частью, как бы растворившись верхними этажами в небесах. Потоки ливня, подстегиваемые ветром, образовывали воздушно-водяную массу, заставляя прогибаться раскидистые ветви пальм, омывая поезда монорельсов, витрины магазинов и офисов и уже желто-глиняной рекой устремлялись вдоль улиц и проспектов куда-то туда, за город, в невидимые отсюда джунгли.

Летний кинотеатр моего детства. Те же саманные высокие стены, напоминающие глиняные дувалы, верх которых венчают решатчатые штыри, скрепленные между собой литыми узорами из чугуна. Те же самые дубы, раскинувшие свои вековые ветви над стенами кинотеатра. Так же, как и в те годы, сидят стайками мальчишки на этих стволах и, забыв обо всем на свете, смотрят очередной «недетский» фильм. Все как прежде, как тогда, кажется, что ничего не изменилось, лишь фильмы стали иные, но их полуторачасовая жизнь все так же заставляет зрителя плакать, смеяться, и они, затаив дыхание, сопереживают персонажам и героям фильма в этом летнем кинотеатре Ахмета.
Я сижу под звездами в темном открытом зале. Сноп проекционного луча, пробивая тьму и полчища ночной мошкары, пролег над головами зрителей. Я вглядываюсь в их лица. Знают ли они, почему этот летний кинотеатр носит имя Ахмета?..
Должны знать.

Ах, Бошаян, Бошаян!
Рассказ

I
Три месяца надсадно бухал в бочку, дышал, как загнанная лошадь, со свистом и всхлипом, все утешал, превозмогал себя: «А-а … пройдет…» Напрасно, не прошло, рентген установил – пневмония. Разумеется, и другие мои застапелые «иты», уютно угнездившиеся в моей хилой плоти, вмиг оживились, ощетинились, напомнили о себе. Так, бывало, разом начинали брехать аульные шавки, возбуждая друг друга. Ничего не поделаешь, надо укладываться на больничную койку, «проколоться», как выразилась молодая, смазливая врач. Но в терапии местечка для меня так и не нашлось, все палаты оккупировали ныне платные, и обустроили меня – и то с трудом – в кардиологию. Утешили: ничего, одновременно подлечите и прогрессирующую стенокардию.

…Кажется, город стал обретать всемирную известность. В январе третьего года нового тысячелетия о нем радостно возвестили по радио в утренних новостях:

…Кажется, город стал обретать всемирную известность. В январе третьего года нового тысячелетия о нем радостно возвестили по радио в утренних новостях:

Она
Посвящается моим родителям, так далеко живущим от меня

Друзья ее друзей оказались людьми милыми и скромными. Она осталась у них как-то совсем естественно и незаметно, поселилась в задней комнате и стала частью их жизни. Их было четверо - муж с женой, старая бабушка и мальчик восьми лет - мило ушастый, близорукий и, несомненно, талантливый. Он чудно разыгрывал на скрипке лет с четырех, хотя учеба в школе давалась ему с трудом. Муж работал дизайнером журнала, а жена оказалась воспитательницей детсада. Бабушка была бабушкой, и ее молодое прошлое вряд ли уже кому-то будет интересным.

Исторические романы И.Е., А.А. и т.п. следует рассматривать, главным образом, в плане решения казахской литературой 60-70-х годов проблем историко-культурной преемственности. Преемственность в этом случае - ключ к пониманию и содержания, и специфической формы этих произведений.

Мы научились связывать воедино разрозненные части (разъятые историей и в нашем сознании) реального целого, и это - новый основной ключ в поэтике нынешней художественной литературы, шире - культуры в целом. Это стиль целого периода развития. В беспрерывном изменении, развитии культуры все же есть периоды, подводящие некий главный итог состояниям предыдущего развития. Умение связать - из их числа.

Абай-ата, погруженный в думы, всматривался в бесконечность. Он стоял так высоко, что ему, конечно, было сподручнее беседовать с вершинами Алатау, нежели со мной, ходившим подолгу у его гранитного постамента. И напрасно я пытался - робко и трепетно - нарушить его величественный покой.

- Поклон вам, Абай-ата!..

Он не сразу ответил на мое приветствие. Возможно, я померещился ему тем глухим утесом в степи, к которому он, бывало, тщетно взывал: «Отклик есть, но отклик пустой».

Зауреш Есенамановой 22 года. В прошлом году она закончила Казахскую Национальную Консерваторию им. Курмангазы по специальности «Скрипка».Книга «Хардкор 2000» стала ее дебютом. Это повесть о жизни современных алматинских подростков, затрагивающая такую важную проблему, как наркомания среди молодежи, это своеобразный призыв к жизни без наркотиков.