Дуб

Журчат арыки. Алатау

Еще в закатном блеске льдин,

Но опустилась тень на травы,

Одетых дымкою долин.

Покрыты пылью золотою

Сады в горах. Суров на вид,

Над каменной Алма-Атою

Патриархальный дуб стоит.

Ни ливней не боясь, ни ветра,

Он твердо выстоял века,

Расправив корневища в недрах,

Уйдя вершиной в облака.

Земля тряслась,

Свергались воды,

Топя сады, круша жилье.

Враждуя, лили кровь народы,

Но дуб пронес сквозь все невзгоды

Великолепие свое.

Ему людские смех и вздохи

Слышны с орлиной высоты.

Как мудрый календарь эпохи,

Роняет он свои листы.

Казахстан

Я стою на горе. Казахстан подо мной.

Я смотрю, напрягая вниманье и зренье,

И не в силах я скрыть своего изумленья

Перед этой суровой могучей страной.

На вершине глаза ослепляет мне снег

Белым блеском - таким молодым и красивым.

В ледниках, что ползут многотонным массивом,

Возникают истоки порожистых рек.

Ниже, вровень с уступами пегой скалы,

Что мерцает прожилками руд красноватых,

Белоплечие хищники, ханы пернатых,

То парят, то играют в лазури орлы.

Травы тянутся к самой границе снегов.

На высотах чуть внятны у них ароматы.

Заливает собой плоскогорья и скаты

Золотистая зелень альпийских лугов.

И в кустах, что стоят в росяном серебре,

В клубах сизого и лиловатого пара

Ревы снежного барса и стоны архара

Можно часто услышать на теплой заре.

Ниже бор - ель да пихта, кедрач да сосна,

Можжевельник, багульник со рдяной брусникой...

Еще ниже - дубравы в красе своей дикой,

Меж листов гроздь рябины созревшей красна.

Там таится зверье: темно-бурый медведь,

Серо-желтая рысь, золотая куница.

Свисты, щебеты, трели рассыпали птицы,

Покрывая цикад приглушенную медь.

Ниже - чаши озер, разнотравье, цветы.

На джайляу стада, табуны и отары.

И домбра там нежней итальянской гитары,

И журчащие струи прозрачно-чисты.

Дальше степь, как простор пестротканых ковров.

Тон ее то оранжев, то зелен, то розов.

Это - пашни, сады и угодья колхозов,

Там не кони теперь - табуны тракторов.

Спеет просо, привольно растет кок-сагыз,

Ходят волны гречихи, бушует пшеница,

Словно пух лебедей, белый хлопок родится

И в полях заливных перламутровый рис.

И вдали, где сгустилась бездонная синь,

Кроясь солончаками, как тусклой слюдою,

Миражами томится и бредит водою

Многомилье песчаных горячих пустынь.

Мне не видно отсюда, с утеса, людей,

Но повсюду плоды их трудов неустанных –

Струны рельсов на месте путей караванных,

Копи, медеплавильни, суда на воде.

Воплотилась степного народа мечта.

Он века с нею жил в бесконечных кочевьях,

И стоит вся в тени от фруктовых деревьев,

От арыков прохладная Алма-Ата.