Кому не известен ныне, пожалуй, самый популярный актер Государственного академического русского театра драмы имени М. Ю. Лермонтова Юрий Борисович Померанцев!

Ветеран сцены, выдающийся актер, давший путевку в жизнь не одному поколению актеров.

– Десятилетку я окончил в Москве, в 1941 году, – рассказал он мне. – Знаменательное событие мы пошли отпраздновать на Красную площадь – это было хорошо показано в замечательном фильме «Летят журавли». Такая традиция была у московских школьников, осталась, вероятно, она и поныне. К тому времени в Москве я жил уже четыре года, и моему появлению в столице предшествовали грустные события.

Родился я в Киеве, вскоре родители переехали в Москву, а потом отца отправили работать в Караганду. Он занимал довольно важный пост в тресте «Карагандашахтстрой». В 1938 году его арестовали и тут же расстреляли. И вот после этого я очутился у родственников: и по папиной, и по маминой линии они жили в Москве. Там я учился в 8-10 классах. Из комсомола меня не исключили, а то, что отец был расстрелян, я узнал позднее. Потом мне стало ясно, что часть арестованных в 1937 году людей еще могла спастись, а из арестованных в 1938 году в живых не осталось никого.

У родственников был маленький приёмничек. Сообщение о войне мы слушали с теткой.

Первое ощущение – радость: «Ура! Будем воевать!» Радость моя, как мне теперь кажется, была вполне естественной. Дело здесь даже не в патриотизме, а в романтике. Мне грезились мушкетёры – храбрые вояки – Атос, Портос, Арамис и д’Артаньян и, конечно же, быстрая

и желанная победа.

Помню, как-то, возвращаясь с рытья окопов, из Вязьмы, под Москвой, зашел в книжный магазин и купил там «Хижину дяди Тома». Не думал, конечно, что через много лет в ТЮЗе мне придется сыграть дядю Тома...

Вскоре меня призвали в ряды Красной армии... Во время первых атак я не боялся ничего. И когда началась война, меня отправили на рытье противотанковых рвов: сначала немцы под Москвой устраивали только «генеральные репетиции», настоящие бомбежки начались позднее. Только когда я получил ранение в руку: у меня перебило кость, лучевой нерв – как будто тебя молотом от наковальни ударило по руке и рука отпала, – я дико испугался. Подумал: «А если такой удар по голове?»

Думаю, если бы я продолжал воевать дальше, то не был бы так неосмотрительно неосторожен, как раньше, был бы мудрее, а, стало быть, может, и полезнее. Но я попадал из одного госпиталя в другой, пока, наконец, не оказался в Ярославле – тыловом эвакуационном госпитале. 

Меня комиссовали: лучевой нерв перебит, рука не работает. Я долго лечился, и мне никак не могли восстановить руку. До сих пор, если по ней ударить, она болит...

Года два после возвращения с фронта в Алма-Ату я работал хористом в оперном театре, – продолжает вспоминать Юрий Борисович. – Как раз в это время я узнал, что в нашем городе открывается театр для детей и главным зачинщиком его является Наталия Ильинична Сац. Имя это было мне давно знакомо: я видел много интересных спектаклей, поставленных ею в Москве. Пошел прямо к ней домой и попросил выслушать чтение. Так решилась моя актерская судьба.

Хорист Юра Наталии Ильиничне чем-то приглянулся. Ее первому спектаклю – «Красной Шапочке» – срочно требовался Волк, и Померанцев оказался самой лучшей кандидатурой.

Юра тогда мало что умел, учиться надо было всему, а для начала – со знанием дела спеть центральную «арию» Волка: «Зубы, зубы я точу, я девчонку съесть хочу. Ненавижу я девчонок…» и так далее. Спектакль «Красная Шапочка» был музыкальным, сейчас это представление назвали бы модным американским словом мюзикл.

…Для того чтобы создать правдоподобную атмосферу действия, Наталия Ильинична повела Юру на базар и они приобрели там старый станок, на котором точильщик точил ножи.

Когда пришли в театр, она сказала: «Юра, встань за этот станок. Когда на сцене воцарится темнота, ты подставишь под точильный камень брусок и споешь свою арию». Сцена эта получилась действительно потрясающей, настолько, что младший братишка актрисы Эрны

Валявиной, исполнительницы роли мамы Красной Шапочки, придя домой, вытащил напильник и немедленно начал точить зубы, при этом напевая, как волк: «Зубы, зубы я точу!» К счастью, зубы у него были молочные.

«Как хорошо, что, едва успев приехать в Алма-Ату, я высмотрела в опере «Риголетто», в хоре гостей герцога, Юру Померанцева, – пишет Наталия Ильинична в своей книге «Новеллы моей жизни». – Сейчас в нашей «Красной Шапочке» он очень удачно играет злобного, худого, вечно голодного Волка, не скрывая в то же время свое ироническое к нему отношение, и он очень смешон, когда слышит непонятно откуда звучащее пение птиц».

Не меньший успех имел Ворон Померанцева в «Снежной королеве». Юра научился так блестяще каркать, что как только выходил на улицу, за ним немедленно увязывалась ребятня, на все лады крича: «Карл у Клары украл кораллы!» В ТЮЗ даже пришло письмо, адресованное Ворону: «Карл, скажите, вы просто ворон или сделаны из человека?»

Вспоминает Юрий Борисович и Виктора Сергеевича Розова.

– У него был совершенно другой почерк. Мягко, умно, тактично, незаметно для актера он проводил нужную ему линию, выясняя до конца подтексты, вторые планы в роли. Этот молодой человек с прихрамывающей походкой после ранения на фронте буквально влюбил в себя всех актеров. У него была такая замечательная чеховская прозрачная школа! Потом, когда он от нас уехал, бывая в Москве, я каждый раз заходил к нему домой. Как-то в мой приезд Розов встретил меня в Министерстве культуры. Я был удивлен, увидев его там:

«Виктор Сергеевич! Что вы здесь делаете?» – «Юрочка, каждую пьесу принимают с боем. Невозможно. Я уже измучился. Напишу пьесу – закрывают, и все…»

Много для меня как для актера дала работа с другими режиссерами ТЮЗа – Гронским, Бароном… 

Прекрасно помнит Юрия Борисовича Померанцева на сцене ТЮЗа Светлана Михайловна Сагалович.

– Юрий Борисович, без сомнения, – актер-легенда. Боже, как была потрясающе тогда поставлена «Снежная королева» в ТЮЗе, как по-настоящему бушевала на сцене пурга! И вот появляется его Ворон со своей знаменитой песенкой: «Я – ворон осторожный, люблю поесть

пирожные». Всю жизнь сухощавый, длинноногий, восхитительный… Он уже в этой роли запомнился, а потом от спектакля к спектаклю всё больше притягивал к себе наше внимание.

И знаешь, что самое важное? На протяжении стольких десятилетий у него совсем не изменилось отношение к театру! Он сумел сохранить

свою актерскую индивидуальность, свое «я». Юрий Борисович – рафинированный интеллигентнейший человек, я бы сказала, фанатик,

глубоко преданный театру. Он никогда не мог позволить себе какую-то параллельную халтуру, хотя я никого за халтуру не осуждаю – жизнь такая. И дай ему Бог еще долгих лет!

– Некоторые думают, что играть для детей очень просто, – говорит Юрий Борисович.

– Каждый раз, работая над ролью, я старался глубоко войти в образ, занимался разработкой его психологической глубины. ТЮЗ очень дорог мне как театр моей юности.

«…Второй Черкасов родится не скоро, может быть, никогда, – написала Наталия Сац, считавшая Померанцева своим любимым учеником, – но страстью к перевоплощениям, чувством юмора, обаятельной некрасивостью, вернее, полным отсутствием желания красоваться, показать себя, Юра напоминал мне Черкасова. Сколько в совместной работе с ним мы создали интересных, совсем не похожих один на другой образов!»