В 1981 году общество книголюбов радиотелецентра, где я работала видеоинженером, поручило мне пригласить Николая Алексеевича на встречу с нашим коллективом. Тогда все зачитывались его книгой «Портреты заговорили», и имя Раевского было у всех на устах. Но как к нему подступиться.
– Нет ничего проще, – вмешался мой муж Валерий. Он уже был знаком с Николаем Алексеевичем. Года три до этого режиссер Саша Головинский задумал сделать телепередачу о Раевском. Но лимита на видео- и киносъемку не дали. Тогда он решил записать беседу с Николаем Алексеевичем на обычный микрофон и запись выдавать на фоне фотографий. А Валерия попросил отснять Раевского на полную катушку. 
Как рассказывал Валерий, Раевский жил тогда в малюсеньком саманном домишке на Весновке чуть ниже Комсомольской. Несмотря на разгар лета, Николай Алексеевич встретил гостя в темно-сером парадном костюме с туго завязанным светлым галстуком в полоску.
– Может быть, сначала в рабочем кабинете сфотографируемся.
– Но там не очень просторно.
Рабочий кабинет, а вернее единственная комнатка, которую снимал Раевский, оказалась кельей два на два метра. В ней едва помещались коротенькая железная кровать, белая больничная тумбочка и единственный стул. Пришлось вернуться на улицу.
На телецентре для приезда высокого гостя выделили машину «ЕРАЗ». Как обычно, водитель задержался, и мы чуть припоздали. Тем более, что ехать пришлось на Кирова и Пролетарскую, где в новом высотном доме Раевский получил новую квартиру. В прихожей в полной готовности и при параде ожидал на стуле Николай Алексеевич.
После лекции я вместе с дочкой Олей сопровождала Раевского домой. В машине произошел такой разговор:
– Юная барышня, позвольте с вами познакомиться, как вас зовут?
– Оля.
– А меня Коля! А сколько вам лет?
– Семь.
– А мне восемьдесят семь.
 Местный профсоюзный комитет за лекцию выделил 25 рублей (тогда это была четверть месячного оклада инженера). Николай Алексеевич принял их с благодарностью: «Я, признаться, думал, что выступаю бесплатно, но всякое даяние – благо». 
Я подружилась с Надеждой Михайловной Бабусенковой, которая взяла на себя заботу о Николае Алексеевиче. Она была редактором, помогала разбирать его рукописи. Николай Алексеевич хотел её удочерить, но так как по закону удочерение возможно лишь до 18 лет, они зарегистрировали брак, и Надя стала Раевской. Хотя всю жизнь продолжала называть Николая Алексеевича «папа Ника».
 В начале марта 1988 года Надежде Михайловне надо было уехать на несколько дней в Москву к дочери Олесе. Я помогала Николаю Алексеевичу пережить это время. В свои 94 года он прекрасно помнил события прошедшей жизни, живо интересовался текущими новостями, но мог забыть поесть и принять лекарства. Запомнилось – стояли пасмурные дни, а когда выдался солнечный, Николай Алексеевич гулял по балкону, радовался его сиянию и приговаривал: «Нет, летом я не умру» (так и получилось, он скончался в декабре.)
В августе того года мы праздновали серебряную свадьбу. Стол накрыли в саду на своей даче возле обсерватории. Пригласили тех, кто был на нашей регистрации четверть века назад, и для всех сюрпризом был приезд Раевских. Многие впервые увидели «живого писателя». Николай Алексеевич тепло со всеми общался, торжественно, но с трудом произносил тосты, которые непременно заканчивал гусарским «Ура!» Это было его последнее участие в праздничном застолье.
В начале декабря позвонила Надя. Меня не было, и она попросила Валерия подежурить у Николая Алексеевича. Тогда только что вышел очередной номер «Простора» со статьей Олега Карпухина о Раевском. Николай Алексеевич внимательно прослушал её и сделал два замечания:  «Во-первых, не матушка, а моя тетя училась на Бестужевских курсах. И в силу семейного воспитания они никак не могли участвовать в революционном движении. Ну а то, что «замечания молодого артиллериста были учтены Брусиловым» при подготовке знаменитого прорыва, это уж совсем не годится. Чтобы генерал слушал какого-то прапорщика, увольте. Это только Брежнев мог давать советы маршалу Жукову, как вести войну».
Вечером 8 декабря 1988 года я вспомнила, что давненько не была у Раевских. Позвонила, ответил Николай Алексеевич: «Нади нет дома, приходите, я буду очень рад». На улице морозно, минус девять. Из окна троллейбуса вижу около магазина «Россия» («Ресей») очередь на улице – значит, «выбросили» дефицит. Естественно, вы-скочила. Продавали замороженные овощи в килограммовых пакетах. Тогда их привозили из Польши. Покупаю на всю наличность. С тяжелой сумкой пробегаю оставшуюся остановку и, радуясь работающему лифту, еду на восьмой  этаж. На стук в дверь – тишина. Так, значит надо позвонить по телефону. Ближайший таксофон «съел» монетку и не соединил. Бегу в магазин, чтобы обменять мелочь на монеты в 15 копеек. Получаю от продавщицы сначала выговор (делать ей больше нечего), но и монетку. Следующий таксофон через два квартала. Вызов идет, но никто не берет трубку. Видимо, Николай Алексеевич в другой комнате и не слышит.                                                
Возвращаюсь на восьмой этаж и, повернувшись спиной к двери, стучу ногой. На грохот выглянула испуганная соседка по площадке, но тут и за дверью послышались шаркающие шаги.
– Ну, Николай Алексеевич, если бы и сейчас вы не открыли, я бы ушла домой.
– Галина Августовна, благодарю за настойчивость, проходите, мне сегодня очень грустно.
Сразу же попросил прочитать в «Известиях» информацию об освобождении заложников. Тогда впервые в Крыму был захвачен автобус с детьми и учительницей. Все закончилось благополучно, и Николай Алексеевич несколько раз повторил: «Как хорошо, как хорошо!» Потом я еще почитала ему «Воспоминания о Пушкине» Анны Керн. Пришла Надя, и мы сели пить чай. Николай Алексеевич очень тепло попрощался, увы, как оказалось, навсегда. 9 декабря его положили в больницу, и в ночь с 11 на 12 он скончался.
Горисполком распорядился выделить место на Центральном кладбище, но Николай Алексеевич давно присмотрел небольшой местный погост в распадке у дороги на Медео, чуть выше их дачи, и завещал Наде похоронить его там. Но как получить разрешение, никто не знал. Валерий обзвонил все инстанции, там тоже не знали, но «не рекомендовали». Наконец решили, что важнее воля покойного. Зять Надежды Саша с ребятами выкопали могилу на крутом склоне. Траурная процессия тянулась от самой дороги, извиваясь темной лентой среди голых стволов дикого урюка. Впереди нес на плече большой деревянный крест Женя Гусляров.
Сейчас кладбище разрослось, спустилось чуть не до самой дороги. Там же упокоена и Надежда Михайловна. За железной оградкой православные кресты. На одном, как и хотел Николай Алексеевич, надпись: «Энтомолог, артиллерист, писатель».
Май 2007 г.