***
Отгудела бы раз Россия,
Может быть, даже сорок дней,
Отзвенела и откадила
За помин своих палачей,
Отпила бы и отшумела,
И предстала пред Божий лик,
Просветлённая покаяньем,
Без проклятия дней былых.

***
Берёзовым лесом
Встречает Москва,
Берёзы, волнуясь,
Танцуют слегка,
Мы любим берёзы,
России сыны,
Есенинской были
Кудрявые сны.

***
Как написать поэму горя,
Поэму вражеского плена,
И осознать всю безысходность
В улыбке вечной Гуинплена,
Как осознать рожденье злобы,
Вложившее печаль в улыбку,
И, может, дьявола мученья
Прожить, его услышав скрипку,
Каким рабом остаться лучше –
Христа к кресту прибить, жалея,
Или, дрожа от вдохновенья,
Костёр сложить для Галилея?

***
Мы из страны иной,
Таинственной, даже реки
Здесь полнятся синевой
Небес, что даны навеки.
Тут в каждом лице – Христос,
Лик богородиц светел,
И на кресте вознёс
Нашу молитву ветер –
Прямо к тебе, Господь, –
Мы из страданий вышли,
Кротостью нашу плоть
Клонит к Любови вышней.
Мы не пришли сюда,
Выросли вровень с Небом,
Стали не гордым злом,
Совести чёрствым хлебом.
Наш изначальный путь
Долог, в пустынях отчих
Мы обрели себя
Светом в Господни очи.

 ***
Как поживаешь, русская душа,
Загадочная, будто Атлантида,
Огромная, как будто Небеса,
Что на плечах несут кариатиды?
Загадочность не значит – потаённость,
Огромность – не преддверие конца,
Открытость – это просто невозможность
Впечатать душу в стылости лица.
Как поживаешь, русская душа?
Опять томишься беспросветным смыслом,
Бранясь и плача, веря и любя,
Молясь всему, что создано Всевышним.

***
Другу  Серику
Я такой же, как ты, кочевник,
Брат мой,
Издалека
Моих предков
На излеченье
Везли сюда.
От умения жить в достатке,
От понятности простоты,
Комиссары везли украдкой,
Затыкая прикладом рты.
Мы, конечно, сыны России,
Но по воле своей, чужой
Мы, попавшие в край красивый,
Полюбили его, как свой…
Может статься, и я уеду
В край берёз и спокойных рек,
Но душою под этим небом
Я останусь уже навек.
Я такой же, как ты, кочевник,
Неужели издалека
Видеть мне семи рек теченье
С гор, взметнувшихся в облака.
Я могу всё понять на свете,
Но одно недоступно мне,
Почему воздух светлый детства
Может видеться лишь во сне.
Мы кочевники в этом мире,
Волей вольному будет путь…
Мы свои земные потери
Осознаем когда-нибудь.

***
Разлетелось по белому свету,
Окартавело и онемело
И исчезло – парижского ветра
Дуновение зыбко, несмело
Понесло по Монмартру, по лужам
Лепестки, в бесконечных июлях
Отцветающих роз и безумий
Петербургских ночей, но застужен
Образ белых порош среди улиц,
Чьи названия гулко-бедомны,
И струится, из окон, наружу
Свет тоски, занавески из кружев
Обрядили собрание комнат…
Той же правдой и верою служит
Пред иконой лампада из бронзы,
Но печалится лико Господне
Непрощением памяти грозным.
А давно? Триумфально и гулко
По Парижу шли сотни казачьи…
Так же шумны «бистро» в переулках,
На прононсе названье обначив.
И потомок дворянства из Твери,
Что барменом в таверне на Сьеже,
Мне нальёт рюмку водки и в двери
Взглядом скажет – народу всё реже.
Оборвётся напев, и на сердце станет пусто,
Как ветру в предместье,
В спину оклик – картавый и грустный,
Как прошедшего века предвестник.

   ***
Мысли о Вечности так скоротечны,
Мир – только привкус сладких иллюзий,
Что эта Вечность? Остроконечность
Купола храма или Голгофа?
Все мы рожденьем с подножья Голгофы,
Сиюминутные жители мира,
Иуды, Христы, пред лицом Саваофа,
Льющие воду на руки вампиров.
Всё преходяще в мире живущих,
Разум уходит, приходит безумье,
Всюду разбойник Варавва отпущен,
Всюду Христос без вины наказуем.
Всюду толпа восхваляет тиранов,
Лики, затмившие лико Господне,
Где вы, Спасители, вечности рана,
Иль тоже все служите у преисподней?

***
В местах, где на граните Петербурга,
Забыло время то царапину, то шрам…
А.  Дольский.
Так долго жить,
Не в Петербурге, нет,
В окраине, в названьях закоулков,
Где ровен свет, не слышен звук побед,
Лишь шорох падших листьев на прогулке.
Вечерний свет, и в мороке Небес
Мостом литейным недозрелый месяц,
И тополь на пути (велик Творец!)
Возник мне, будто шпиль Адмиралтейский.
Внизу река, вода слышна по ней,
Тропа, два камня визави друг друга,
Их скутал сумрак, обратив в коней,
И тронул по проспектам Петербурга.
Так далеко, средь глыб гранитных стен,
Разносится копыт неровный цокот,
Мой экипаж из сумрачных теней
Несётся вдоль по Невскому галопом.
Но снова даль, невидимых причин
Последствия той дальности мечтаний,
В которых давность виденных картин
Приблизится знакомством очертаний.
Пусть те черты лишь виденного след,
Иллюзии и грёзы узнаваний…
Но град Петров, вот уже триста лет, –
Мой чудный свет моих воспоминаний.

***
Я вырос под сини небесной печали,
Но корни земные, как смерть, глубоки,
А тот, кем меня на земле величали,
Остался истоком у дивной реки.
Я здесь пробивал себе путь средь каменьев,
Ущельем струилась живая вода,
И первое слово в стихотворенье
Песком золотым засверкало со дна.
Я видел, как годы прошли и столетья,
Всё миг на предвечном пути, но за ним,
Ужели опять времена лихолетья
Дарованы будут псам верным Твоим?

***
И Китеж-град, уплывший навсегда,
Туда, откуда Русь нам будет сниться,
И тайною отвергнутого смысла
Томится почерневшая вода,
И лик степной, и поступь от Европы, –
Всё это мы, и свой не прячьте взгляд,
Мы – русские, устали Пенелопы,
Но ждут ещё, как сотни лет назад.

***
Христос – един
И мы едины в нём.
Опричь – всё рознь,
И песни недопеты.
Идут года,
Прошло тысячелетье,
А мы живём
Под символом Его.
Любовью стать,
Распятой на кресте,
Голгофу обозначить,
Как движенье – к Любви,
И самому стать жертвой,
Нет, стать жертвоприношеньем
В алтарь любви,
Не каждому дано.
Не каждому,
Но каждому дано
(Суетное томленье не от Бога)
Чтить заповедь,
От самого порога – любить,
Так тыщу лет заведено.
Любить людей,
В себе ли, во Христе,
Во славе лет
Или на склоне жизни,
Увидеть свет
Той Веры, что хранит
Тысячелетие
Крещения Отчизны.
 
***
От смеющейся жизни,
Из пустых деревень,
Я добрёл до Отчизны,
Из Калинина в Тверь.
Из поэзии в прозу
Окунуться боюсь,
У ног Вечности грозной
Миг живущего – трус.
Моё рубище сиро,
Хлеб мой чёрств и не мил.
Пред гримасой дебила
Лик Христовый застыл.
Даже Вечности мало
На сбиранье камней,
Что остались от храмов
В толще пепла церквей.
Сквозь ряды херувимов,
По капищам потерь,
Я иду, страх отринув,
Из Калинина в Тверь.

***                 
Из суеты сует –
В обличие Христа,
Библейский дальний свет,
В горящие уста.
Безумные глаза
Отрезанных голов,
Как лучшая краса,
На блюде всех веков.
Каких кровавых яств
Вкусил крещёный мир,
Обрящет ли покой
Твой зов на новый пир?

***
Грешен, Господи, грешен,
Не вмещают мои грехи
Ни затворницкая обитель,
Ни полуночный час тиши.
Не один в этом свете каюсь,
Не один откровенья тщусь,
За разгадкою каждой тайны
Всё мутнее седая грусть.
Может, Симон, который Камень,
Отверзающий Небеса,
Пред душою, что в Вечность канет,
Наши слушает голоса.
Может, ключ у него заржавел,
Грешны, грешны – ступайте в ад,
Там Харон через Лету правит,
Там вас ждут и часы стоят.
Симон, Симон, который Камень,
Мы скружили все те круги,
Земной лодочник лодкой правил,
Ну а мы, как могли, гребли.
Остановлено было время,
Будто не было нас и нет.
Господи, Ты ещё поверь нам,
Мы дорога и к Храму свет.