Вот в этот сад зеленовязый,

что мягким солнцем освещен,

когда-то, верится не сразу,

был вход казахам воспрещен.

Я с тихой болью представляю,

как вдоль ограды городской они,

свои глаза сужая,

шли молчаливо стороной.

На черной жести объявленье

торчало возле входа в сад.

Но в этом давнем униженье

я и чуть-чуть не виноват...

Сквозь золотящуюся дымку,

как братья - равные во всем,

с казахским юношей в обнимку

по саду этому идем.

Мы дружим вовсе не для виду,

взаимной нежности полны;

нет у него ко мне обиды,

а у меня пред ним - вины.

Без лести и без снисхожденья

они претят душе моей -

мы с ним друзья по уваженью,

по убежденности своей.