В гостях “Литературной Алма-Аты” – главный редактор журнала “Тамыр” Ауэзхан Кодар
История наша писана на скалах, каждый холм в степи, каждый поворот реки – история, она – в нашей крови. Вот этот полет тысячелетий над Казахстаном, он – абсолютно реален. Сегодня это петроглифы на скалах Тамгалы, а завтра – элемент обложки журнала. Здесь изображена ритуальная пляска. Поражает задор танцующих, их вовлеченность в коллективное действо. Теперь зайдите в любой ночной клуб или дискотеку, – и вы услышите те же первобытные ритмы и то же торжествующее либидо. Где она – грань между историей и современностью? На обложке журнала слово «тамыр» как бы разорвано, а в середине – пустота, которую мы вольны дополнить приметами нашей реальности. Разорванность – это наша судьба или проклятие. С помощью коллективного камлания мы должны снять с себя порчу. Наши друзья – «Тамыр» и Тэнгри – древний тюркский Бог. Мы – не пишущие, мы – язычники, т.е. орудующие языком, говоруны, ораторы. В последнее время я больше даю интервью, чем сижу за письменным столом. И точно также – мои коллеги: Ауэзов, Альмира… Микрофон выбивает из наших рук орудие письма – авторучку. Теперь мы предпочитаем работать за компьютером, шариться бесцельно в Интернете. И незаметно становимся заложниками электронного фольклора. Другое дело – журнал бумажный, друг Гуттенберга и Робинзона Крузо. Самая приятная робинзонада – это робинзонада чтения. Залезая в Интернет, ты становишься частью мирового стада. Погружаясь в книгу или журнал, ты находишь себя, пробуждаешься к таинственной жизни духа. Журнал – это создание круга. Круга друзей, авторов, читателей и почитателей. Но поначалу нужно быть очень жестким – круг нужно предельно сузить, примерно, почти до четырех человек, как на рисунке из Тамгалы. Другое правило – не использовать материалы из Интернета. Иначе вообще нет смысла создавать журнал, он получится не авторским, а заемным, т.е. вторичным во всех отношениях. И только после того как ты прояснил себе свое направление, ты можешь расширять круг, попытаться понять своих оппонентов. Ведь вы все призваны создать одно общее поле, которое и образует целостную картину вашей культурной ситуации. И третье – ты должен быть консервативен в двух вещах: во внешнем оформлении журнала и его внутреннем содержании. Ибо журнал должен быть внешне узнаваем. «Тамыр» не спутаешь с «Жулдызом» или «Простором». А все потому, что мы не поскупились на дизайн. Что касается внутреннего содержания, он у меня не «головной», не подверстанный под какую-то идею, а – из редакционной текучки. У меня долго копятся материалы, потом – бац! – выстраиваются в какой-то ряд и только когда достигают сложной степени гармонии и дисбаланса, я отдаю их на верстку. Бумажный журнал – это все-таки почва. Ты его берешь в руки, можешь ощутить цвет, запах, перечитать снова и снова. Вчитаться, наконец. И ощутить себя автором среди других авторов, одним из участников ритуальной пляски, изображенной на памятнике из Тамгалы. Человек сам по себе всегда неполон. Он полон только в отражении Другого. Журнал – сложное единство тождества и различия, взаимоотражения и взаимособирания. По авторитетному слову одного ираниста, первичное значение слова «тамыр» – река, поток. И в этом потоке – все мы: и пляшущие человечки из Тамгалы, и авторы журнала, и казахстанская культура как наше коллективное действо. Это поток сознания, это струение крови в жилах. Это рождение журнала из духа музыки, еще той, «тамгалинско-тенгрианской», но уже и нашей, «философствующих язычников», «танцоров духа».
*** Все любят эпохи стабильности, но эпохи перемен… Их все находят гиблыми и мрачными. Но в такие времена происходит не только упадок и разрушение, но и расширяются возможности, раздвигаются горизонты. На смену стабильности и самодовольному консерватизму приходит поиск новых форм, яркие способы самовыражения. Радикальным способом такого самовыражения с 1999 года стал для казахстанской интеллигенции журнал «Тамыр», посвященный вопросам искусства, культуры, философии. В прежнее время такой журнал был бы невозможен в принципе. Ибо раньше считалось, что нечего философии соваться в искусство, а культура и вовсе растаскивалась по таким «угодьям», как литература, кино, музыкознание и пр. Зато на Западе еще с эпохи структурализма гуманитарная наука стала междисциплинарной или трансжанровой. А такие произошедшие в ней парадигмальные изменения, как постструктурализм и постмодернизм, и вовсе отвергли всякие узкоспециальные подходы, как обеременительно-схоластические. Что касается казахстанской культуры, она существовала в двух модусах: в собственно казах-ском и русскоязычном. Поскольку в основе их соотношения был языковой принцип, они существовали параллельно, как бы в разных ментальных пространствах. Задачей «Тамыра» стало объ-единение этих миров в единую репрезентативную систему. Слово «Тамыр» имеет три значения: 1) корень, 2) пульс или кровеносный сосуд, а третье значение можно перевести как побратимство. Журнал, названный таким образом, ощутил себя коммуникативной системой, ищущей свои исторические корни и в то же время чутко ощущающей «пульс перемен» и градусы взаимной толерантности. Это одна из первых попыток в Казахстане целостного видения себя в мире и мира в себе. Это журнал, с одной стороны, рожденный рынком, а с другой – существующий вопреки ему. Дизайн «Тамыра» не похож на эстетику гламурных журналов типа «Сезон», «Рандеву» и т.д. И это не столько от отсутствия средств, сколько от уважения к материалу. Оформление журнала изначально задумано черно-белым. Ибо обилие иллюстративного компонента не должно отвлекать читателя от содержания. И в то же время в эпоху нашествия чрезмерно иллюстрированных журналов явно желтой направленности внешний аскетизм «Тамыра» выглядит дерзким и необычным. В этом заслуга первого дизайнера журнала Ерболсына Мельдибекова. И в самом деле, альманах вряд ли бы состоялся, если бы не было среды, породившей целую плеяду авторов, чьи взгляды упрямо не совпадали со сложившимися в казахстанской культуре стереотипами. Вот как пишет об этом один из активных участников нового культурогенеза. Алматы начала 90-х гг. прошлого века представлял собой целый калейдоскоп неформальных объединений и стихийно образованных творческих содружеств, которые взяли на себя далеко не легкую миссию – отразить культурную ситуацию, сложившуюся в связи с развалом советской империи. Главной характерной чертой этого культурного феномена было то, что в отличие от протестантского движения шестидесятников, авангардистские «подрывные» операции осуществлялись отнюдь не в недрах хорошо отлаженной общественной машины, а, скорее, на ее жалких обломках. И все же именно в этих условиях всеобщей какофонии посттравматических идей и фрустрированных желаний, возникли предпосылки более широкого теоретического обсуждения вопросов, связанных с такими проблемами, как феномен маргинальности в культуре, соотношения регионального, национального, самобытного и универсального. (Жанат Баймухаметов. Номадология в казахстанских контекстах// «Тамыр», №2(10), 2003, С. 15.) Вот этим осмыслением и занялся «Тамыр» – культурологическое издание, на данный момент заслужившее признание не только в Казахстане, но и среди некоторых культурологов России.
|