Вот уже несколько лет как в культурной жизни Южной Столицы возродились литературные посиделки. Каждый второй вторник собирает поклонников альманаха «Литературная Алма-Ата» уютное кафе «Номад», что находится почти на равном расстоянии между памятниками Александру Сергеевичу Пушкину и Тарасу Григорьевичу Шевченко. В другой части города, на пересечении улиц Тимирязева и Гагарина привечает презентации поэтических сборников гостеприимная хозяйка кафе «Умiт». Ну а в самом центре, в Национальной библиотеке, продолжаются творческие вечера, доселе проводившиеся неутомимой сохранительницей алматинской духовной жизни Людмилой Енисеевой-Варшавской в малом зале русского академического театра имени Лермонтова. Чуть ли не на каждой второй встрече звучат стихи казахстанских поэтов. И в конце авторам достаются не только лестные слова одобрения, советы и пожелания, но и веселые, остроумные, порой колкие, но точные пародии. Экспромты Валерия Дмитриевича Коренчука, более известного как мастера художественной фотографии, собрала его дочь Ольга.
Больше всего стихотворных стрел достается Адольфу Арцишевскому. Наверное, потому, что у него с папой дружеские отношения бог знает скольколетней давности. Они заканчивали одну 39-ю школу, правда, с двухлетней разницей. Работали вместе во многих редакциях, в театре. С первой женой Адольфа Альфонсовича Светланой Лосуковой папа был знаком еще по Дому пионеров, когда тот размещался на первом этаже 25-й школы. С сыном Аркадием сотрудничал в таком количестве редакций, что просто не перечесть. Работал и со второй женой и музой – Маргаритой. Адольф Альфонсович – уникальный мастер поэтического чтения. Любые стихи: и свои, и чужие – в его исполнении приобретают особый шарм. Он словно пропускает их через свое сердце, дополняя музыкальностью, ритмом. То возвышая, то принижая голос до шепота, завораживая и покоряя слушателей, он лицедействует со словом, фразой. Шероховатости поэтической строки проскальзывают, незамеченными для большинства. Но вот видишь, папа отложил в сторону фотоаппарат, шарит по карманам в поисках авторучки и на клочке бумаге, а часто просто на салфетке уже что-то чиркает. Уловил неблагозвучие в стихотворении «Ноктюрн»: Мне снилось море в час прилива… Оно дышало у скалы. Кричали чайки боязливо И вдоль залива рыскали. Появился отклик: В часы прилива возле скал Адольф средь волн морских рыскал. Час, два, покамест не устал, Он рифму нужную искал. На сентенцию в «To be or not to be?»: Теперь евреем быть престижно И даже выгодно порой: Кто под еврея не подстрижен, Тот вроде бы и не герой, последовало уточнение: Дух совершенства так истерзан, Что кажется и мне порой, Кто под еврея не обрезан, Тот вроде бы и не герой. Как-то после презентации сборника Арцишевского «Простые истины» литературная компания направилась к нам домой. Такое бывает нередко, благо от театра только дорогу перейти, заскочив в магазин «Смак» и прихватив там что-нибудь из горячительного и закуску. Пока мама разогревала пирожки, гости расселись, а папа выдал шутку на заключительную строфу только что услышанного стихотворения «О, нам не ведомы глубины…»: Принуждены с собой бороться, Чтоб, дурь слепую укротив, В своих же детях напороться На тот же злой императив. Едва он вымолвил последнее слово экспромта, грянул такой взрыв хохота, что звякнули стекла, задребезжал хрусталь в серванте. Выскочила из кухни хозяйка: «Что, что случилось?» Пришлось повторить: Я редактировал «Науку» – Весьма ответственный журнал, И поневоле на работе Так много новых слов узнал. Теперь я принужден бороться, Чтоб, написав «императив», В другой строке не напороться На тот же злой – «презерватив». Ошарашенный Арцишевский смущенно погладил лысеющую тонзуру и мудро изрек: – Спиши слова на память. Но на следующем поэтическом вечере в малом зале театра Лермонтова, уже держа руках очередной сборник, он обвел публику осторожным, вопрошающим взглядом поверх очков: – А Коренчук здесь? – Здесь я, здесь. Куда я денусь! – донеслось из полутемных рядов.
В кафе «Номад» литературные посиделки отличает домашний, почти семейный уют. Атмосфера дружеская, веселая. В цене шутки и почти обязательные экспромты. Собрались в «Номаде» лохи, Но они совсем не плохи. Читает Фарид Байгельдинов свою «Иссык-кульскую балладу». Длинный поэтический рассказ о том, как ехал в автобусе отдыхать на Иссык-Куль. Напротив сидела девушка. Очарованный ее прелестями, стал мечтать и грезить, что бы могло произойти у него с симпатичной попутчицей. Любвеобильные фантазии подытожила лаконичная минирецензия: «Иссык-кульская баллада»? Не смотри, куда не надо!
Сагин-Гирей Байменов, как-то прочитавший своё «О, фантастическое лето!», где упоминалась бабушка из Киргизии, услышал: … Она уехала в то лето то ли в Милан, то ли в Толедо. А я, счастливый человек, опять пешком пошел в Бишкек. С Сагин-Гиреем папа тоже знаком два десятка лет, с памятной бучи в издательстве «Онер», которая вошла в историю, как «месячник советской власти». Байменов тогда был инструктором ЦК компартии Казахстана и проявил себя в ситуации весьма достойно, о чем папа не прочь помянуть при каждом удобном случае. Поэтому его «Казахию» – Дрейфуем. Дрейфим. Рок моля, Дни вольницы святой считая, От потрясенного Кремля До стен недвижного Китая переделал по-своему: От потрясенного Кремля До стен недвижного Китая, Повсюду есть его друзья, И несть им ни числа, ни края! Ему же посвятил двустишие: Прорубая в будущее дверь, Рифмы звонкие чеканит наш Гирей! На отпразднованном в феврале 60-летии Байменова друзья читали посвящения юбиляру. Арцишевский упомянул «седого еврея», Олег Белов «накатал телегу» от имени своего столика. Папа тут же выпросил у соседа авторучку и набросал: Процветай от века к веку, Будь хорошим человеком И до самых поздних дней Пой о родине своей. Чтоб сказал седой еврей: – Сукин сын – Сагин-Гирей! Вот такая вам «телега» От стола, где нет Олега. Презентация нового поэтического сборника – всегда радость. Римме Артемьевой, издавшей книгу «Прикосновения», папа перевернул её стихи: Хлеб, соль. Грусть, боль. Ночь, день. Свет, тень. Снова день, Снова ночь И ночные бдения. Результат налицо – Вот «При-ко-сно-ве-ни-я»! А Лидии Коваленко её коронная фраза «Я в мирах, я в мирах, я в мирах» вернулась в еще более грустном виде: Что за жизнь у меня, ох и ах! Мне сиять бы в небесных цветах, Мне царить бы в сердцах и умах И не думать о вечных долгах. Но и в этих, и дальних мирах Остаюсь я, увы, на бобах. Хаким Булибеков – поэт-трибун. В любой аудитории может с лету читать свои стихи. Идет мимо памятника Тарасу Шевченко, где собралась группа украинцев: – Давайте я вам свои стихи почитаю! Кто-нибудь при нем несет рифмованную белиберду, вскакивает: – Послушайте настоящие стихи. Хотим мы или не хотим, Свои стихи прочтет Хаким. Как-то в обсуждении Хаким засомневался: – Как правильнее, лизоблюды или лизоблюдцы. Папа развил тему: Чтоб у власти всех мастей Первым облизать филей, Меж собою насмерть бьются С лизоблюдом лизоблюдцы. Читал свои стихи Орынбай Жанайдаров. О том, что настоящие поэты живут на Луне. Папа спросил в стиле хокку: Поэты живут на Луне? А кто же живет на Земле? А кто же поёт о весне? В другой раз Орынбай, делая доклад о творчестве Абая, посетовал, что очень мало его переводов на русском. Рассказал нам Орынбай, Почему молчит Абай. Это что за антраша – Нет его на орысша! Ну а когда Орынбай издал книгу казахских мифов, папа перешел на гекзаметр: Греков легенды для нас Кун перевел, В мир героев потомков он ввел. Ныне смотри, не зевай – Мифы казахов издал Орынбай. Однажды Орынбай привез в «Номад» Владимира Бояринова, секретаря Союза писателей России, который через час-два должен был лететь в Астану. Гостя засыпали вопросами, а потом потребовали экспромта. Бояринов долго отнекивался, но, в конце концов, махнул рукой: Еду, еду в Астану, И стенаю, и стону! А папа под одобрительный смех продолжил: Но вот стану астанайцем, Распродам стихи китайцам. Вообще-то папа за словом в карман редко лезет. Вручали ему диплом действительного члена Петровской Академии Наук и Искусств. Кто-то из друзей по фотоклубу припомнил весьма «к месту» Пушкина: В Академии наук Заседает князь Дундук. Папа тут же с обезоруживающей улыбкой добавил: А теперь на тот сундук Взгромоздился Коренчук. Людмила Бердыгужина, инженер по образованию, и автор тридцати пяти поэтических сборников, вдруг написала книжку «Корневая система» о влиянии даты рождения на генетический код человека. О системе, разработанной, якобы, еще Пифагором. Папа весьма скептически относится к хиромантии, астрологии, пришельцам, прицкеровским параллельным мирам и прочей галиматье. Считает их пустым, хотя и забавным времяпрепровождением: «Система корневая» – Великих чисел звук. Увы, её не знаю, И знать мне не досуг. Но к своему юбилею Людмила Урынбаевна выпустила еще одну книжку «Что в чём». В ней она просчитала генетический код целой сотни известных казахстанских политиков и бизнесменов, строителей, писателей и поэтов. Магиня цифры и числа В расчетах с самого утра И расшифрует к ужину Генкод по Бердыгужиной. В начале мая Максим Гольбрайхт, пожалуй самый молодой завсегдатай литературных посиделок, представлял однокашникам в библиотеке имени Бегалина свой первый сборник «Время года». А поскольку сборник имел подзаголовок «Любовь» и в нем, на удивление, было много лирических стихов, то папа воскликнул:
Я узнал на этот раз: Максим – отпетый ловелас! А прочитав стихотворение «Твои черты», где было сказано: Когда касается любимая рукой щеки, то расправляю свои крылья я из-за спины, не выдержал и записал: Нужна щека поэту, Чтоб гладила жена. Нужны поэту ноги, Чтобы судьба вела. Но коль захочет Муза Крылами одарить, То тут вопрос возникнет, Куда их прикрепить. На уши не пристроишь – Устанет голова. Вот сразу тут и вспомнишь, Зачем нужна спина.
|