Наташка тряслась на самом последнем сиденье  пустого дребезжащего трамвая, уткнувшись лбом в толстое  окно. Она ненавидела себя, свою белесую, безликую внешность и яркий мир вокруг. Она плакала. Слезы лились двумя ручейками по нежной белой коже, впитываясь в теплый воротник старого свитера. В трамвае было промозгло и сыро. Он громыхал, чуть повизгивая от нетерпения, желая   выпроводить последнюю пассажирку вон на мокрую мостовую. Но Наташка  выходить категорически не хотела.
 Наконец на одной из остановок  в гулкое пространство вагона ввалился второй пассажир. Вид у него был не ахти какой. Помятые брюки, потертая куртка. Стойкий запах дешевых сигарет вперемежку с еще более дешевым спиртным говорили сами за себя.
— Скучаем?  — улыбнулся незнакомец  полупустым ртом  с тремя желтыми прокуренными зубами. – Ты чего плачешь, снегурочка? Какова! Ревет тут, понимаешь, без причины.  Дождя мало? Чего рыдаем, Белоснежка?
— Ничего, – шмыгнула носом  девушка. – И вы туда же! Что я вам плохого сделала? Надоели! Каждый так и норовит обозваться! Да, я такой родилась, белой! Совершенно белой! Кожа, волосы, руки, ноги,  даже ресницы как мукой посыпаны! Чему радоваться? Альбиносиха!
— Выпьем с горя,  – предложил пьяный попутчик. – Где же кружка? Сердцу будет веселей!
Взъерошенный человек вытащил из-за пазухи  железную кружку вместе  с початой бутылкой  вина.
— Как вы можете!  — Заорала во весь голос Наташка. — У вас что, других слов нет? Смотри-ка, вспомнил Пушкина! И где? За бутылкой! Не смейте!
— Н-н-не скажи! Я егоуважаю! Мужик был чё надо! Не брезговал со старой няней зимним вечером выпить. Хоть и барин! Ты чё серчаешь, белобрысая? Мое дело предложить. Так и сказала бы. Не пью, мол.
— Не пью! Не пью! Да, белобрысая! Думаете легко быть альбиносом? Все так и тыкают пальцами! Смотрите, какая, мукой посыпанная! Надоело! Вот возьму и перекрашусь! – рыдала Наташка. – Нигде покоя нет! Даже в пустом трамвае!
 — Хм,  завелась, дуреха. Ты лучше на него посмотри! Вон, идет по тротуару, руками машет! Голова каракулевая. Кожа, как у  молочного шоколада, а улыбка на всю ивановскую! Вот с кого пример бери! Сосед, между прочим, мой. Ничё паря. Веселый! Учителем в школе работает. Литературу преподает. Книжки мне иногда подбрасывает. Только прибабахнутый немного.  На Александре Сергеевиче сдвинулся. Тссс! Я тебе по секрету скажу, тебе, снегурочка, живется легче, чем ему! Факт!
— Почему?  —  не поняла  Наташа.
— Му-у-у! Почему-у-у! Да потому что его папаня после института в свою Африку умотал, а маманя одна здесь с чернявеньким ребеночком  осталась!  Так и кличут парня всю жизнь, Пушкин. Сережка Пушкин. А  у него другая фамилия  по маме, у-у-у какая знаменитая! Знаешь какая? Нет? Все равно скажу, Гончаров! Во!
 — Вы не шутите? – удивилась  девчонка.
Ответа не последовало. Пьяный попутчик опустил голову и  сладко заснул. Трамвай на повороте вдруг резко тряхнуло. Мужичок вскинул непослушную голову,  кивнул  и тихо произнес:
« Все люблю я понемногу—
Часто двигаю стакан,
Часто пью – но, слава богу,
Редко, редко лягу пьян.»
Наташка в последний раз шмыгнула носом, беззлобно посмотрела другими глазами на неухоженного бродягу.
Дверь трамвая открылась, предлагая  выйти  на волю успокоившемуся белобрысому дитя. Так она и сделала.

Мимо пронеслась стайка мальчишек и девчонок лет десяти. Школьники  никого  и ничего не замечали, кроме высокого загорелого  учителя. Учитель по-журавлиному  смешно  вышагивал  большими шагами, размахивал руками, стряхивая крупные капли дождя с курчавой головы, и громко декламировал восхищенной  детворе.
«…Ветер весело шумит,
Судно весело бежит
Мимо острова Буяна
К царству славного Салтана,
И желанная страна
Вот уж издали видна….»

2

Весна  ворвалась в город совершенно внезапно. Просто в один день прошел сильный ливень. Он смыл зимнюю грязь, оставляя  в воздухе аромат  спелого холодного арбуза. Затем с треском стали лопаться тополиные почки. Малиновые  шерстяные сережки вырвались на свободу. Дождь сбивал их с веток, и они падали мягкими, пушистыми  гусеницами на мокрый черный асфальт.
В один из таких дней студентка второго курса филологического факультета как всегда после занятий забежала в  магазинчик букиниста. Она любила бродить там, среди полок со старыми, потертыми временем книгами. Особенный запах пожелтевших страниц манил, был для нее родным. Хозяин магазинчика привык к странной девушке, променявшей весеннюю кутерьму улицы на общество полузабытых книг.
— Что на сей раз будете читать? – улыбнулся толстенький маленький человечек в клетчатом жилете.
— Как всегда,  – загадочно ответила Наташа. – Пушкина. Можно я возьму  четвертый том?
— Ну-ну.  – Разочарованно отозвался продавец. – Купила бы уже. Заберут ведь. Жалеть будешь. Издание старое, редкое. Цены ему нет.
— В том и дело, что цены ему нет. Куда мне со своей стипендией, Федор Иванович. Вы потерпите. Я мешать не буду. Нравится мне у вас, уютно всё, по-домашнему. Можно я к окошку присяду. Там света больше.
Продавец молча махнул рукой, посмотрел на часы. «Время обедать», — подумал он и пошел включать чайник, оставив один на один с томиком Пушкина странную девушку, похожую на белую мышку.
Через два часа толстячок заглянул в угол, где зачарованно сидела спиной к витрине студентка-беляночка. Улыбка тут же озарила его лицо. И было с чего!
С улицы, прижавшись лбом к  стеклу, внимательно читал ту же книгу высокий молодой  человек. Его курчавые волосы шевелил веселый ветерок. Он нетерпеливо поправлял непослушную прядь, стараясь даже жестом не спугнуть небесное создание букинистического магазинчика.
Взгляды мужчин встретились. Смуглолицый юноша  смутился, отошел от стекла и нехотя удалился прочь.
Наташка так зачиталась, что даже не заметила, как высокий незнакомец несколько минут буравил  взглядом через ее спину странички томика Пушкина.
— Ну что, познакомилась?  — задал странный вопрос Федор Иванович.
— Познакомилась? Да что вы,  я  «Капитанскую дочку» в который раз читаю! Надо же, как людей судьба вместе скрутила!
— Это точно. А больше ничего не заметила? – продолжал любопытствовать дядя Федя.
— Больше? Нет. А что?
— Ну-ну. Ладно. Засиделась ты здесь. Иди, свежим воздухом подыши. Весна на улице. Парни к окнам  липнут, а она с книгой засела, как мышка-норушка. Ничего вокруг не замечает! Кыш, я сказал! — Федор Иванович забрал из рук Наташи четвертый  том и положил его аккуратно на полку. – Вот продам, что делать будешь?
— Не продавайте, миленький! Я куплю, куплю! Когда я беру это издание в руки, чувствую, мое оно, родное! На следующей неделе мне должны заплатить за переводы с английского, так я сразу к вам! Чессс слово! – взмолилась Наташа.
— Ладно! Жду десять дней. Потом пеняй на себя. А теперь кыш!  — строго согласился продавец, буквально выталкивая  девушку  на улицу.
В сквере свежий ветерок лизал  Наташкины  снежно-белые волосы и  нашептывал ей восхитительные мелодии вальса. Она представила себя на балу.  Гусары! Веера! Свечи! Светские  красавицы. Свидание! Разговоры мужчин…
« Чем меньше женщину мы любим,
Тем легче нравимся мы ей
И тем ее вернее  губим
Средь обольстительных сетей.
Разврат, бывало, хладнокровный
Наукой славился любовной,
Сам о себе везде трубя
И наслаждаясь не любя.» 
Через два дня  в конец простуженная Наташа  свалилась с температурой. Трехчасовая прогулка в раскрытом настежь пальтишке  дала о себе знать.
Потом была студенческая больница, уколы, горячечные ночи. По ночам  воспаленное воображение вновь уносило Наташу в  далекие  времена. Время, когда  был жив Пушкин. Она так хотела встретить своего кумира! Встретила!
— Александр Сергеевич! Пожалуйста, будьте осторожны! Ваш родственник Дантес бесчестный человек! — умоляла Наташка в бреду…
— Сударыня, Дантес — ближайший родственник Натали. Да, он бывает несносным, но при чем тут  осторожность?
— Я прошу вас! Прошу! — шептали искусанные в кровь губы.
— Опять горячка!  — вздохнула  нянечка в больничном халате. — Дитятко, совсем извелась! Белая-то какая, как простыня! Ее и на кровати сразу не увидишь. Я сейчас, милая! Так! Таблеточку то выпей. Замечательно! Горемычная. Даже родни в городе нет, чтобы за тобой присмотрели. А давай я тебе сказку почитаю. Может, успокоишься… Вот, оставили потрепанную на тумбочке, не забрали…
«Негде, в тридевятом царстве,
В тридесятом государстве,
Жил-был славный царь Дадон.
Смолоду был грозен он
И соседям то и дело
Наносил обиды смело…»
Далекий голос нянюшки уносил маленькую, слабую  девочку в страну, где на пике сидел Золотой Петушок…

3

Прошел целый месяц, пока больная Наташа не выздоровела. Мечтать о том, чтобы выкупить тут же старое издание Пушкина в букинистическом, уже не приходилось. Денег от перевода с английского  едва хватило на фрукты и лекарства. Показываться впустую Федору Ивановичу  не позволяла  глупая гордость и обида на себя. Поэтому Наташка окунулась в студенческую кутерьму  весенних  зачетов и экзаменов. Только по окончании  сессии  наступило временное затишье.
В один из летних дней девушка, наконец, собрала нужную сумму денег и гордо пришла в  старый книжный магазин.
Федор Иванович встретил ее сурово. Посмотрел исподлобья, хмыкнул и пошел прочь.
— Федор Иванович! Вот деньги! Я на работу устроилась, репетитором. Извините, что поздно пришла, но я сначала заболела сильно, а потом  сессия началась. Еле успела всё сдать! Федор Иванович! Вы где?
— Тут я. Убери деньги. Продал я Пушкина. Хорошему человеку в руки отдал. Ждал, ждал тебя. А потом взял и продал.
— Когда?  — со слезами на глазах спросила Ната.
— Сегодня. Сейчас. Если хочешь, догоняй. Он по левой стороне улицы пошел. Кучерявый такой, высокий, постоянно улыбается. Между прочим, учителем литературы работает.
—  Я сейчас! — прошептала  девушка. — Я его догоню и попрошу  вернуть мне моего Пушкина!
Взъерошенное бледное существо  вылетело из букинистического магазина и понеслось по тротуару. Люди шарахались от девушки  в стороны, вскрикивая от удивления.  Наташка  останавливала прохожих мужчин, заглядывала в их сумки и задавала один и тот же вопрос:
— Пушкина не покупали? Это мой Пушкин!
Вдруг она налетела на широкую мужскую спину и поняла, что это именно ОН!
— Пушкина! Пушкина верните!  — дернула  за рукав Наташка загорелого удивленного красавца. — Пожалуйста!
— Не могу. Я ждал разрешения Федора Ивановича целых три месяца. Вы пропали, а у моей мамы сегодня день рождения. Это подарок, понимаете.
— Не понимаю! Причем тут день рождения вашей мамы и мой Пушкин!  - всхлипнула несчастная.
— Вас как зовут? — неожиданно перевел тему разговора парень.
— Меня? Меня зовут Наталья Николаевна!  — старалась быть сдержанной бедняжка.
— Сережа, – улыбнулся незнакомец. –   Натали,  я приглашаю вас на  маленькое семейное торжество. Вы не против?  Я вас часто видел в букинисте. Заочно мы давно знакомы. Помните, вы читали «Капитанскую дочку», облокотившись на витрину?
— П-п-помню. Не знаю, будет ли это удобно. День рождения. И вдруг я… Вдруг ваша мама разрешит мне забрать моего Пушкина? А? Вот! У меня и деньги есть! —  разжала кулачок девушка. Скомканные бумажки высыпались на тротуар. Налетел ветер и   понес их  в разные стороны. – Ой! Ни Пушкина, ни денег….
—  Не плачьте! Я не люблю женских слез! Пойдемте со мною! Удобно! Для Натальи Николаевны все удобно!

4

— А ты помнишь? Помнишь, как ты  просила у меня обменять  этот сборник Пушкина на полцарства? – смеялась мама Сережи.
— Помню! Что мне оставалось делать? Откуда я знала, что сборник из вашей старой библиотеки. Это же уму непостижимо! Продать Пушкина, чтобы купить одежду для новорожденного сына. И все же, почему вы  уверенны, что это именно те книги? Ведь прошло больше двадцати лет?
— Смотри, – прошептала свекровь. Она открыла первый том на двести пятьдесят шестой странице и прочитала:
«Я вас люблю – хоть я бешусь,
Хоть это труд и стыд  напрасный.
И в этой глупости несчастной
У ваших ног я признаюсь!»
— И что?  — не поняла  Натали.
— А вот рядом чернилами на полях…  «I LOVE YOU!» — Это написал отец Сережи. Его почерк,  – вздохнула женщина средних лет и погладила себя по ухоженным  волосам. – Кстати, ОН наконец меня нашел! Оказывается, Лиону сказали, что я вышла замуж и уехала…
— Понятно. Тогда еще вопрос. У Сергея отчество Львович. А его отца зовут Лион. Почему?
— Потому, что в переводе с английского это как раз Лев и получается, глупышка. Как ты себя чувствуешь?
— Ой! Ой! Кажется, началось! Вызывайте скорую!  Мамочка! Мамочка, больно то как! – вскрикнула Натали, схватившись  за живот.
— Серёженька! Наташа рожает! Сережа! Приезжай в роддом! Я вызываю скорую! Там встретимся! – кричала в трубку телефона взволнованная Лидия  Ивановна.
…. 6 июня на божий свет появился удивительный младенец! Он был как две капли воды похож на отца. Но никто не сказал бы, что он не сын своей счастливой матери!
Через год семья Гончаровых по приглашению отца Сергея  улетала в гости  в  Африку.
Все  работники  аэропорта высыпали  со своих рабочих мест и с удивлением провожали взглядами необычную пару.
— Надо же! Я такое впервые вижу! – шептала удивленная дама преклонных лет. – Отец явно афроамериканец, мама  чистейшей воды альбинос. Вы  посмотрите на их сына! Чудо какое получилось!
Высокий смуглый красавец с курчавой шапкой черных волос нежно держал на руках свою маленькую копию. Мальчонка как две капли воды был похож на папу. Но! Ребенок был абсолютно  белым! Даже облако кудряшек светилось на голове  белым снегом! Рядом, улыбаясь, шла стройная светловолосая молодая женщина.
— Ваши документы в порядке,  — протянут паспорта пограничник. — Гончаров Сергей Львович, Гончарова Наталья Николаевна. А вот и паспорт на наследника. Александр Сергеевич Гончаров. Счастливого полета вам. Куда летим?
— К отцу в гости, – улыбнулся Сергей.
— К деду внука показать, – добавила Натали.
В это время на большом телеэкране  в здании аэропорта  начиналась телепередача  «Очевидное невероятное».
—  « О сколько нам открытий чудных
Готовит просвещенья дух.
И опыт, сын ошибок трудных,
И гений, парадоксов друг».
Александр Сергеевич Пушкин». – Загадочным голосом пронеслось эхом в полупустынном вокзале.
Сергей улыбнулся, поцеловал жену и прошептал ей на ушко.
— Знаешь, а ведь в этом известном всем стихотворении есть еще одна строчка, последняя.
«И СЛУЧАЙ, БОГ ИЗОБРЕТАТЕЛЬ…»