* * *
Было время разбрасывать камни,
ныне время их собирать.
Но осколками, словно штыками,
ощетинилась дружно их рать.
Слышу крик:
  по какому, мол, праву,
как решиться на это посмел?
Ты ж налево кидал и направо
слепки чувств своих прежних
    и дел!..
Да. Я вдребезги бил алмазы
в миллионы, быть может, карат.
Глаз отращивал — редко мазал,
меньше миловал,
  больше карал.
И снарядов запас не вышел
и не убыло целей ничуть…
Мне казалось: все дальше,
    выше
мой взбирается в гору путь.
Я вершины искал покруче,
лишь бы быть среди всех отличим.
А внизу кровожадной кучей
поражения всех величин
ждали яростно — не унять их! —
пасть разинув, как крокодил.
Но бесстрашно, словно лунатик,
я над пропастью проходил.
И, не тратя напрасно силы,
на любовь отвечал скупей,
разоряя гнездо,
  что свила
птица счастья в груди моей.
Но, гордясь той закваской старой,
тем,
 что жизнь провожу в борьбе,
я, слепец, наносил удары
сокрушительные —
   по себе.
Триумфатор и жертва вместе,
свет и тени в себя вобрав,
я мишень теперь — лжи и мести,
в минах — пахотный клин добра.
И во всем этом сам повинен,
И грусти не грусти теперь,
а пришли ко мне ранний иней
на виски
 и печаль потерь.
И в ночных настроений гамме
диссонанс,
  не дающий спать...
Было время разбрасывать камни.
Ныне надо их собирать.
1983

* * *
Я раньше говорил:
— Любимая!
Но не звучало ль это
как ЛЮБИ МЕНЯ?
Я в девичьих глазах хотел читать
восторг
от собственной моей персоны,
восторг неиссякаемый,
бессонный,
когда лавиною стихов, цитат,
идей
свой интеллект обрушивал
на ту,
что приглянулась мне.
И этим я ее обезоруживал
и долго был как будто на коне.

...Я ныне говорю:
— Любимая.
И каждой клеточкой пою:
Любимая.
Я, кажется, века в глаза единственной,
как в тайну мироздания смотрю,
И смею верить,
что люблю я истинно...
И ныне бы тому хмырю,
кто набивал победам жалким счет,
при встрече бы руки не подал.
В себе он прежнего меня несет.
И потому теперь мы антиподы
и говорим на разных языках.

...А если крах любви придет?
Но это разве крах?
Я только выдохну в простор:
— Любимая...
И будет мне ответом хор:   
— Люби меня...
 1984
 
* * *
Умывалась во дворе
под зеленым рукомойником.
И была в иной поре,
чем ровесники-разбойники,
все игравшие в войну...

Ветер челку шевельнул,
ветер явно с ней заигрывал,
терся котиком об икры ей,
гладил кожу юных рук.
Побледневший лунный круг
с высоты ее рассматривал,
от вниманья истончась...

И под небом южным матовым
в ранний тихий чистый час
всех милее мне она была,
эта девочка-сомнамбула,
прогоняющая сон.

С гор далеких шел озон...

И совсем еще не знали мы,
что потом, через года,
в недрах памяти,
где свалена,
где слежалась красота
бытия неповторимого,
будем утро то отыскивать,
будем мысленно обрызгивать
мы его живой водой
из заветного, старинного
рукомойника…
Бог мой,
та ли девочка со мной,
что во мне самом от прежнего
кавалера безупречного?..

Пересмотрена цена
прошлым болям и восторгам.

Только все же выше торга:
скромный дворик
и Она
в перезвоне рани майской,
точка, где пути сошлись.
Что тщета реанимаций?
Это более, чем жизнь...
1985