Понедельник
25.11.2024
10:54
Категории раздела
Любимый город мой [11]
Год Пушкина в Казахстане [14]
Год Пушкина в Казахстане. Год Абая в России
Во имя жизни [6]
Великая Отечественная война
Юбилеи [7]
Наши гости [4]
Поэзия [104]
Проза [36]
Наше наследие [7]
Встречи [1]
Эссе [31]
Переводы [4]
Сказки [6]
Миниатюры [3]
Astroliber [1]
Слово редактора [3]
Исторический калейдоскоп [2]
Песни об Алматы [18]
Поэзия: гости об Алматы [22]
Публикации в прессе [22]
Год русского языка [3]
Перышко [1]
Публицистика [3]
Зеленый портфель [2]
О нас пишут [1]
Вход на сайт

Поиск
Наш опрос
Какому источнику информации Вы доверяете?
Всего ответов: 435
Закладки
Друзья сайта

Академия сказочных наук

  • Театр.kz

  • Статистика

    Онлайн всего: 1
    Гостей: 1
    Пользователей: 0
    Сайт учителей русского языка и литературы Казахстана
    Главная » Статьи » Альманах "Литературная Алма-Ата" » Проза

    Зауреш Есенаманова. Хардкор.

    Зауреш Есенамановой 22 года. В прошлом году она закончила Казахскую Национальную Консерваторию им. Курмангазы по специальности «Скрипка».Книга «Хардкор 2000» стала ее дебютом. Это повесть о жизни современных алматинских подростков, затрагивающая такую важную проблему, как наркомания среди молодежи, это своеобразный призыв к жизни без наркотиков.

     

    ... На следующее утро первым уроком была химия. Я сел за парту и достал свою универсальную тетрадь, в которой были записи по всем предметам. В школу я всегда ходил налегке, брал с собой только ручку и такую вот универсальную тетрадку.  Учебники мы с Джагой никогда не носили, предпочитая брать у девчонок, сидящих впереди. У них всегда было по учебнику на брата, и они, как правило, ими делились.  Конечно, девчонки попросту светили своей любезностью перед Джагой, но мне от этого было только лучше. Положа руку на сердце, было жаль наших девчонок, потому что их рюкзаки были вечно напиханы не только школьными книгами, но и косметикой, личными  розовыми дневниками с замочками и даже плюшевыми игрушками. Я никогда не понимал, зачем они таскают с собой всю эту кучу барахла, но смотреть,  как они красят друг другу губы, хвастаются новой водонепроницаемой тушью или обнимаются со своими медвежатами, всегда было прикольно. Мы с Джагой вообще любили бывать там, где было много девчонок. Часто знакомились с ними в кафе, роликовом клубе, куда приходили, конечно же, не кататься, а подцепить кого-нибудь. Впрочем, все выходило обычно наоборот. Не Джага знакомился, а с ним пытались познакомиться и взять номер телефона. Обычно от этого его начинало тошнить, и мы просто сваливали... 

    ...Итак, я сидел на уроке химии и ждал появления Джаги. Прозвенел звонок, но он не появлялся. Уже после того, как Терминатор (учитель химии, названный так за своеобразную, шаркающую походку) написал на доске задания на урок, Джага вошел в класс, и мы все просто онемели. Терминатор выронил из рук мел, изменился в лице и лишь жестом пригласил его войти. Под гудящую тишину,  выпущенную в пространство всеми присутствующими в классе, Джага прошел к нашей парте. Медленно сев рядом со мной, он как-то особенно улыбнулся и сказал: “Здравствуй, брат!”

    На самом деле ничего особенного с ним не случилось. Он всего лишь кардинально изменил свою внешность. Вместо вьющихся волос, доходивших до плеч, теперь можно было увидеть жесткие, спутанные дреды, напоминавшие растопыренные щупальца осьминога. Их насыщенный черный цвет  был безжалостно уничтожен химическим составом и приобрел ржавый оттенок.  Цвет его волос был слишком непривычен, и первые несколько минут все только и делали, что смотрели в его сторону. Кроме дред и нового цвета, на фоне которого его глаза выглядели мистически зелеными, в нем было еще одно новшество.  Кольцо в левой брови. Зная, что тема пирсинга никогда его не интересовала, я очень удивился. Выглядело достаточно уродливо, но это лишь подчеркивало красоту его лица.  Этот болезненный акцент обратил внимание на его широкие, темные брови и глаза, излучающие какую-то внутреннюю тайну, которая проникала сквозь мою радужную оболочку, оставляя там одни лишь вопросы. Я едва ли мог узнать в этом новом человеке моего самого близкого друга, который явился свидетелем моего детства и всех этапов взросления. Достав из рюкзака ручку, он стал делать вид, что решает задание, на самом деле рисуя на уголке тетради волосатого типа с гитарой.

    Я украдкой посматривал на Джагу. На нем была новая оранжевая рубашка типа “гавайки”. В Завершением в новом перевоплощенном облике Джаги, стала старая, потрепанная вязаная шапка, вроде сильно растянутой беретки. Единого цвета шапка не имела, так как была связана полосками из четырех цветов: красного, зеленого, желтого и черного. Это была та самая шапка, с которой часто ассоциируют Ямайку, марихуану и своеобразное представление о Вселенной. Выглядела она максимально экзотично и являлась гармоничным дополнением к новому внешнему и внутреннему миру моего друга.

    Как Джага рассказал мне позднее, в воскресенье, направляемый внутренним голосом, он случайно забрел в непримечательный магазинчик, у которого не было даже вывески, и познакомился с чуваком, который продал ему эту шапку за бесценок, в качестве дополнительного бонуса за приобретенные старые, раритетные записи Боба Марли.

    Сестра этого чувака работала в имидж-лаборатории и специализировалась на дредах и гавайских косичках. Она обесцветила ему волосы и создала на голове джунгли, затратив на это занятие около 4 часов. Там же ему сделали пирсинг. Рубашку Джага приобрел в сэконд хэнде, продолжая разговаривать с тем типом, что сидел внутри него.  Тот оказался доволен всем, что бедный Джага сделал с собой, и вечером просто отключился от общения, по-видимому навсегда исчезнув из этого мира.

    Джага был счастлив, а когда он был счастлив, я всегда присоединялся к нему и радовался вместе с ним...

    ...В девятом классе после зимних каникул он явился в школу лысый. Это было связано с тем, что мы стали слушать хардкор, который требовал от нас новой, неизведанной прежде формы самовыражения.

    Мы отчаянно искали самих себя в этом сложном и противоречивом потоке под названием подростковый период.  Мы формировались, жадно впитывая все, что окружало нас тогда.  Я в отличие от Джаги ограничился лишь серьгой в ухе и выбритыми полосками на брови, а он сбрил свои волосы под ноль, оставив лишь маленький чубчик, который торчал наподобие петушиного гребешка. Вид у него был идиотский, и все девчонки школы оказались тогда жутко расстроены. Джаге эта “прическа” очень нравилась. “Она поднимает мне настроение”, - говорил он.

    Кроме того, в тот период Джага стал писать стихи. Это было связано с его увлеченностью 32-летней поварихой, которая работала в нашей школьной столовой...

    ...Стихи у него получались весьма неплохие, хотя и не для массового чтения из-за символического содержания, понятного лишь одному автору. Он вообще увлекался символизмом в любом его направлении, но особенно в  поэзии и кино. Однажды учительница литературы предложила любому желающему провести урок на свободную тему. Джага вышел к доске, и светя на нас своей лысой башкой, зажевал нам 40-минутную лекцию о жизни и творчестве Артюра Рембо, не забывая декламировать стихи, характеризующие тот или иной период.

    Он очень любил французских символистов. Несмотря на частый дебильный внешний вид, Джага всегда демонстрировал очень высокий умственный коэффициент, от которого так балдели учителя. Я всегда был несколько зажат в этом плане, а Джага был настоящей звездой нашего класса и, возможно, даже школы. Все с той же петушиной прической он участвовал в городской олимпиаде по литературе, где представлял нашу школу.

    Тогда Джага победил, и на всеобщем школьном собрании наша неуравновешенная директриса вручила ему медаль, перестав цепляться к его внешнему виду.

    Вообще, я всегда немного завидовал Джаге за ту свободу, которую ему предоставляли в семье. Родители уважали мнение сына и никогда не вмешивались в его жизнь, даже в подростковом возрасте, когда заморочки сыпались из него, как дары из рога изобилия...  Единственным членом семьи, который не принял нового растамана Джагу, был его дед, академик, живший с ними в большой четырехкомнатной квартире. Он был выходцем из Монголии, приехавшим в Алма-Ату в далеком 1957 году. Последние двадцать лет он проработал в Академии наук, посвятив всю жизнь изучению истории Казахстана.

    Будучи фанатом своего дела, он назвал сына и внука в честь великих исторических личностей, о которых написал целую кипу научных трудов. Крепко застряв в эпохе Советского Союза, дед Джаги считал западные веяния настоящим уродством и почему-то особенно крепко не любил все американское.

    Увидев у Джаги пирсинг и новую прическу, он попросту перестал разговаривать с внуком, предаваясь воспоминаниям о славных днях своей комсомольской юности. Но долго игнорировать его дед не мог. Через неделю он все-таки сломался и вновь стал рассказывать Джаге об Аныракайской битве и нашествии Чингисхана на Отрар. Он любил заводить нас в свой кабинет, откуда мы могли выйти только часа через два, выслушав монотонные лекции на исторические темы. Обычно после этого мы выходили на улицу и шли  в магазинчик подержанных компакт-дисков, где Джага покупал гандж.

    Накурившись как следует, мы шли гулять до вечера, никогда не делая школьных домашних заданий.

    Весь 10 класс Джага не употреблял в пищу мяса - согласно растаманскому вероисповеданию. Кроме того, он забросил свои тренировки по айкидо и тренажерный зал. Это заметно отразилось на его внешнем виде, он сильно похудел и осунулся. Несмотря на это, он был счастлив от ощущения внутренней гармонии, соединяющей его со всем миром. Это чувство он обычно усиливал с помощью ганджа.

    Он перестал писать стихи, посвященные поварихе, потому что она неожиданно вышла замуж и уволилась.

    К концу 10 класса он вообще перестал что-либо писать, все больше теряя чувство той радости, которая так окрылила его в то утро после разговора с Бобом Марли. Джага становился зависимым, но не мог признаться себе в этом.

    Порой он был слишком нервным и без причины мог послать меня куда подальше. Иногда его беспричинная злость сменялась слезами или же тупым идиотским смехом, который начинался так же внезапно, как и исчезал. Он стал резко меняться в настроении, в разговоре все больше проваливался куда-то и почти ежедневно “ловил загруз”. Как объяснил мне позднее врач, это было начальной формой депрессии, связанной с систематическим употреблением наркотика, который он стал смешивать с алкоголем и сильнодействующими лекарствами. За год нашего 10 класса он медленно и постепенно становился наркоманом, и все мои попытки остановить его оставались безуспешными. В аптеке, куда он часто стал наведываться, работала его знакомая чикса, окончившая медицинский институт 2 года назад. Продавая ему сильнодействующие препараты по знакомству без рецепта, эта тупая сука продолжала с ним заигрывать и раскручивать на кино. С каждым месяцем он менялся все больше. Наркотики давали о себе знать. Его вообще перестали интересовать девушки, и к своей аптекарше он ходил только для того, чтобы купить очередную упаковку колес, без которых уже не обходился. Недостатка в деньгах у него не было, потому что он искусно сочинял байки для своих родителей. Сначала он говорил, что нам задают сложные задания и ему необходим Интернет для того, чтобы готовиться к тестам и качать огромнейшие рефераты.  “В Интернете” он сидел каждый день, и в таком же обдолбанном состоянии приходил в школу. Когда Джага засыпал прямо на парте, он отмазывался своим хроническим недосыпанием и чтением по ночам.  На фоне его прежней репутации всеобщего любимчика в школе к нему особенно не присматривались и многое прощали.

    Когда тема Интернета была практически исчерпана, а потребности Джаги в получении кайфа возросли, он стал говорить родителям, что у него появилась девушка и ей необходимо оказывать внимание. Срабатывало неплохо. На все просьбы мамы привести девушку домой и познакомить Джага отвечал, “что она еще не совсем готова, стесняется”.

    Таким образом, ежедневно у него была определенная сумма, которая вскоре перестала его удовлетворять.  Он занимал деньги практически у всех девчонок, которых знал. Накуриваясь по 3-4 раза в день, он совмещал это с валиумом или клофелином.

    Я тоже курил с ним, но чаще делал это “за компанию”. Кроме того, после клофелина и травы я не испытывал никакого кайфа, а просто по-дурацки падал в обморок и однажды просто прекратил их употреблять. Джага смеялся надо мной, называя мой организм “несовершенным”.

    Постепенно, начиная с легких наркотиков, он перешел на героин,  который брал у барыг, часто тусующихся возле нашей школы. В тот день, когда мы сдали последний в 10 классе экзамен по истории, он, по обыкновению, накурился, а когда мы пришли в BurgerMac, зашел в туалет и вернулся минут через 10 с ярко блестящими, как стекло глазами. Тогда он был просто невменяемым и несколько раз падал со стула.  Это было ужасно, Джага стал деградировать, оставив от прежнего себя только зеленые глаза. Всего за несколько месяцев он стал тупым, как животное, им двигали только те инстинкты, которые напоминали ему о кайфе. Он думал только о своем кайфе, о том, как сделать его еще больше.

    Тема наркоты была мне знакома. В прошлом году наши соседи с третьего этажа похоронили сына, которого нашли в туалете со шприцем в руке. Пацан, с которым я когда-то вместе ходил в детский сад, умер от передоза, и ничего веселого в этом я не увидел. Это была самая мерзкая и тупая смерть, о которой я когда-либо слышал. Так и не смирившись со смертью сына, мать отравилась на кухне газом. Она считала себя виноватой, хотя никто не мог ее обвинить в том, что она не смотрела за своим сыном.  После похорон отец куда-то делся, продав квартиру паре молодых иностранцев.

    Я тогда отчетливо запомнил, как одна маленькая инъекция уничтожила целую семью, просто вырезав ее из жизни.

    В тот день, когда Джага настойчиво стал предлагать мне попробовать вместе с ним, я едва сдержался вломить ему, чтобы он очнулся. Наш короткий диалог на консультации к экзамену по алгебре я запомнил надолго. Я чувствовал, что просто теряю его как друга и человека.

    - Зачем ты это делаешь?

    - Это делает жизнь лучше, чем она есть.

    - А разве у тебя неинтересная жизнь? Посмотри на себя: ты здоровый пацан, у тебя есть талант писать стихи, тебя любят девчонки, у тебя классные родители и каждый день приносит новые возможности. Мне, например, не дано что-либо писать, а ты, имея этот дар, просто засовываешь его в жопу. Я помню, как еще недавно ты хотел стать писателем. Помнишь это? А теперь ты, по-моему, на всех и все просто забил. Джага, я не понимаю тебя в последнее время. Извини, брат, но я тебя просто не узнаю.

    - Видишь ли, тебе сложно понять меня, потому что ты не был избран. Я не пишу сейчас оттого, что ищу новые формы самопознания. Поэт должен испробовать на себе все яды и формы страдания, постичь свою душу и искусить ее. Я просто нахожусь в поиске*. Я открыл для себя новый мир, и поверь мне, он гораздо лучше, чем этот. Когда я вхожу в него, я чувствую себя Господом Богом. Это неописуемое чувство. Я нахожусь выше всех твоих земных радостей.

     - Значит, именно в этом ты видишь свое предназначение? Хочешь застрять в своем  новом мире и сдохнуть там от кайфа? По-моему, ты просто гонишь. Если это так, пусть твой Марли, Рембо и все эти долбаны-растаманы идут на  х..., понял?

    В ответ Джага рассмеялся своим тусклым, обессиленным смехом и сказал:

    - Не потей, брат. Не говори плохо о мертвых, и потом, ты ведь меня знаешь, я в любое время могу с этим завязать. 

    Это были всего лишь слова, и того, что он обещал, он так и не смог исполнить.

    За весь прошлый год его родители так и не догадались, почему Джага постоянно, даже не поужинав, отрубается в 9 часов вечера. Они были чрезвычайно занятыми людьми, у которых была целая сеть магазинов итальянской одежды в нашем городе. Часто они ездили по всему миру, и сегодня были в Москве, а завтра в Риме.  

    Их постоянно не было дома, дед торчал в своей Академии, а их любимый единственный сын был предоставлен самому себе.  Родители верили Джаге и даже и не думали всмотреться в его расширенные зрачки, прислушаться  к интонации голоса, речи, которая стала вялой и слегка развязанной. Впрочем, дома он умело шифровался то под усталость, то под сонливость, объясняя это сильными нагрузками в школе. Это всегда прокатывало, и в итоге, когда Джага стал зависим от героина, его родители узнали об этом чуть ли не последними.

    После экзамена по истории наступило лето, которого мы так долго ждали. 16 июня я отметил свое семнадцатилетие, но никакой особой перемены в себе не ощутил. Вечеринку я закатил у себя дома в субботу. Мама сделала мне замечательный подарок в виде нового музыкального центра, который по виду напоминал танк и выдавал потрясающее звучание, от которого, казалось, пульсировал пол.  Также она приготовила целый холодильник еды, зная, что придут парни, и, собравшись, уехала на дачу, предпочитая отдохнуть там со своей подругой. Это был потрясающий день. Ко мне впервые пришла моя девчонка из  BurgerMac, от которой я тогда страшно перся. Ей было уже целых 18 лет, и она осталась у меня до утра, без проблем договорившись со своими предками...

    Кроме нее, я пригласил своего одноклассника Алана, от которого в любое время года невыносимо воняло водой Lanvin, подаренной его девушкой. Я ничего не имею против Lanvin, но именно этот запах делал из него какого-то гомика....

    ... С Аланом приперлась его девушка, которую я не звал.

    ... Еще я пригласил нашего одноклассника Муху, которого мы называли Гризли за его высокий рост и невероятно большую массу тела. Он ходил косолапой походкой, как медведь, вставший на задние лапы. На фоне этой  устрашающей крупности его низкий голос с картавой буквой “р” звучал как рычание. Пацаны нашего класса часто брали его на разборки с парнями из другой школы, с которыми мы, типа, были не в ладах. Обычно его побаивались, хотя махался он так себе.  У него не было девушки, и он приперся с целым ящиком пива, который был встречен нашим дружным улюлюканьем. Последним пришел Джага в своей неизменной разноцветной шапке и подарил мне стильный черный галстук с серебристыми ромбиками. Вечеринка удалась на славу. Мы отлично поели, посмотрели прикольный фильм, запивая позитивные эмоции пивом.

    После этого стали дегустировать мою новую стереосистему, которая отлично качала воздух благодаря встроенному сабвуфферу. Часов в 11 Алан со своей проспавшейся подругой отправился домой, прихватив с собой Муху Гризли. Мы остались втроем и еще какое-то время смотрели по ящику старый фильм с плоско-дурацкими приколами, причем Джага все время тупо смотрел на экран, и выражение его лица ни разу не поменялось. Когда подруга стала тянуть меня в мою комнату, я постелил Джаге в зале на диване, положив на подушку пульт от телевизора. Он ответил что-то вроде Respect и снял свою шапку. Мы с подругой ушли в мою комнату и занялись сексом, после чего она мгновенно вырубилась, даже не поцеловав меня на ночь. Я всматривался в темные очертания мебели и думал о Джаге. В этот момент я услышал, как на кухне включился свет и стул, выдвигаемый из-под стола, издал свой обычный звук. Я подумал, что у Джаги сушняк и скоро он вернется в зал, чтобы спать. Прошло 5 минут, но на кухне было тихо, будто Джага сел на стул и просто уснул. Я осторожно встал, чтобы не разбудить мирно спящую Бургершу, и, одев джинсы, вышел в коридор, прикрыв за собой дверь. На кухне по-прежнему не было ни малейшего звука, но свет продолжал гореть, освещая бледным сиянием дорожку в коридоре. Когда я вошел на кухню, то увидел, что Джага сидит за столом, а вернее, лежит лицом вниз, положив голову на стол. Его ржавого оттенка дреды рассыпались по плечам, словно уснувшие змеи. Он сидел спиной ко мне и был опутан собственными волосами, словно покрывалом из спутавшейся шерсти. Приблизившись к нему, я увидел, что на столе лежит ровная дорожка белого порошка, по виду напоминающая рассыпанную муку или сахарную пудру. Сомнений быть не могло. Это была наркота.  В эту секунду Джага вяло поднял голову и, посмотрев на меня мутными зелеными глазами, растерянно улыбнулся.

    – Привет, Санж! Как дела, брат?

    Сначала  я оцепенел. Затем оцепенение сменилось быстро нарастающей злостью. Я вспомнил, как долго просил его больше не делать этого и как он пообещал мне, что все бросит. Я просто смотрел на него, а он на меня, тупо при этом улыбаясь. Все больше и больше во мне поднимался огромный комок, который хотел стремительно вырваться наружу. Резко и неожиданно я стер со стола маленькую белую горстку, высыпав все это в раскрытую левую ладонь. Это произошло за доли секунды, и Джага даже не успел среагировать. Я открыл окно и вытряхнул дурь в самую гущу ночной темноты. Глаза Джаги в этот момент раскрылись до максимальных пределов.  Он вскочил со стула и, накинувшись на меня с грязными ругательствами, стал душить, вкладывая всю свою силу.  Но это уже не было той хваткой, которой он владел, занимаясь айкидо. Всего за один год его сила была полностью смыта в унитаз и, кажется, он знал об этом. Я, не двигаясь, смотрел ему в глаза и просто ждал, когда он сам отпустит меня. Через несколько мгновений, когда мы смотрели друг другу в глаза, он снял пальцы с моей шеи, и я увидел, что он плачет. Сев на пол, Джага прислонился к стене и продолжал смотреть на меня. В этом взгляде я увидел все, что он хотел сказать. Сначала это была животная ненависть. Потом я ясно увидел в его глазах оттенок какого-то сожаления.  Джага выглядел растерянным - как человек, провалившийся в болото и в полной мере осознающий, чем все это кончится.

    Передо мной сидел мой бледный, похожий на тень  друг, от которого исходил запах отчаяния и  какой-то беды. Он был похож на маленького беззащитного ребенка, потерявшего своих родителей. Казалось, в том взгляде я увидел прежнего Джагу, которому требовалась моя помощь, и тогда я почувствовал тихий ползучий холодок боли в сердце. Продолжая смотреть на меня, он молчал, и только слезы текли и текли по щекам.

    В ту ночь я уснул с ним в зале, совершенно забыв о подруге. Мы долго разговаривали, лежа на одной подушке. Он говорил, что в любой момент сможет бросить, но я как только мог убеждал его не делать этого больше. Он много молчал, и внимательно слушал историю моего соседа, а потом пообещал мне, что больше никогда не станет возвращаться к подобного рода дури. Так мы и уснули под одним одеялом, лицами друг к другу. По крайней мере, именно в таком положении утром нас застала моя подруга, которая в оскорбленных чувствах - после увиденного - выскочила из квартиры, и не звонила мне больше недели, что было чрезвычайно на нее не похоже.

    Категория: Проза | Добавил: almatylit (12.11.2007)
    Просмотров: 1913 | Комментарии: 1 | Рейтинг: 3.0/2
    Всего комментариев: 1
    1 CRUELTY  
    0
    У авторши явная зависимость от глупости)))

    Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
    [ Регистрация | Вход ]